— Ну да ладно, неважно. Я и не ожидал, что вы ответите. Я знаю, что вы виновны, и, так как мертвые не могут дать показания о ваших преступлениях, я в единственном числе буду представлять перед лицом закона судью, присяжных и прокурора на этом процессе.— Закона? Какого закона?— Закона под названием «поцелуйте меня в задницу», — сказал Мик, прикладывая дуло керамического пистолета квадратной формы к виску Оками.— Я знаю людей подобных вам, — сказал кайсё. Он вдыхал воздух через рот и выдыхал его носом, как будто сидел рядом с ядовитым животным, отравляющим все вокруг. — То, что вы называете моралью, на самом деле является самовосхвалением. По-вашему, все, что угрожает вам, угрожает всему миру.— Да. Я сам определяю для себя, что такое честность, так же, как и что такое мораль, — ответил Мик. — Лгут только простолюдины, слоняющиеся по улицам, как собаки. Я не могу лгать.— Конечно, нет. Вы один из избранных. И как у знати, правящей когда-то Древней Грецией, правда находится внутри вас. Вам ведь так кажется?Мик вдавил керамическое дуло в висок Оками.— Сколько людей дали бы отрубить себе ногу, чтобы оказаться в позиции, в которой сейчас нахожусь я. Стоит мне нажать на курок и — бах! — вы станете всего лишь частью истории. Моей истории.— И это чувство блистательного величия, чувство бьющей через край мощи, счастье высокого напряжения — вот, ради чего вы живете. Это и есть итог вашей жизни, все, чем вы были или могли стать.Мик оскалил зубы.— Вы думаете, что, цитируя Ницше, вы сможете спастись, кайсё? Зря.— Если уж вы так хорошо знаете Ницше, вы должны помнить основной завет саги викингов об их верховном боге Вотане, — сказал Оками, — потому что вы по нему живете: «У кого смолоду сердце не твердо, у того оно не будет твердым никогда».— Каким же твердым должно быть твое сердце, старик, если тебе пришлось убивать таким молодым.— Я убивал, чтобы отомстить за предательство, чтобы уничтожить врагов моего отца, которые собирались убить его, — произнес Оками бесстрастным тоном, — не более и не менее. Я делал это из сыновнего долга.— Я был прав, — с подъемом сказал Мик. — Вы действительно твердый человек.— Неужели в вашем сердце совсем не осталось места для сострадания? — прошептал Оками.— Сострадания, кайсё? — осклабился Мик. — Вы прочитали Ницше недостаточно внимательно. — Те, чьи сердца укреплены Вотаном, не созданы для сострадания. Сострадание — это слабость, сострадание существует для недочеловека, лжеца, угнетенных с моралью раба, которые, как псы, трусливо жмутся на задворках, для которых сила кажется опасной и существуют понятия добра и зла, тогда как на самом деле это фикция. Сострадание существует для добродушных животных, которых легко обмануть, немного глуповатых и преисполненных человеколюбием, всегда готовых протянуть дружескую руку — короче, тех, чье назначение в том, чтобы выполнять приказы таких людей, как я.— Как вы самодовольны, — сказал Оками. — Как уверены в том, что нашли универсальную формулу жизни.— А почему бы и нет? — На лице Мика появилась кривая усмешка. — Эта формула достаточно проста.— Вот здесь вы и не правы, — сказал кайсё. — Она гораздо сложней, чем вы можете себе представить.Леонфорте взглянул на него со злобой:— Но вы-то, конечно, ее знаете, не так ли?— Я? — Оками выглядел крайне удивленным. — Я знаю о ней так же мало, как и кто-либо другой.Мик скорчил гримасу:— Меня всегда очень трогало конфуцианское смирение. Но я знаю, что у вас на сердце под этой конфуцианской маской.— Конечно, знаете. Ведь вы знаете все.Мик спустил курок керамического пистолета. Раздавшийся звук был не громче отдаленного покашливания. Прежде чем тело Оками скатилось со скамейки, Мик подхватил его.— Все, — произнес он, как будто был в состоянии остановить движение времени и продлить этот момент навечно. * * * В результате инцидента с Джи Чи Николас на сорок минут опоздал на встречу с Оками. Когда он добрался до музея Ситамачи, он был уже закрыт, и кайсё нигде не было видно. Николас попробовал связаться с ним по Киберсети, но, не получив ответа, оставил сообщение, чтобы Оками связался с ним, как только сможет. Потом он связался с Министерством финансов, но там ему сказали, что Хитомото, кандидат Оками в премьер-министры, уже ушел из своего офиса. Больше Николас ничего предпринять не мог, поэтому сел на мотоцикл и поехал дальше.Если верить Тенто, владельцу садо-мазохистского клуба «Ба», исполнительница Лонда жила в Мегуро, одном из западных районов Токио, вечно затянутых дымкой тумана. Оттуда было недалеко до напоминающего сказочный замок фасада «Мегуро Клаб Секитеи», самого известного и доступного в Токио отеля для любви.Чтобы добраться туда, Николасу понадобилось некоторое время, потому что он был вынужден несколько раз останавливаться — Кшира, которую он вызвал, время от времени прорывалась в сознание, искажая зрительное и осязательное восприятие, хотя и усиливая другие чувства. На мгновение, например, он увидел лежащий далеко под ним Токио, размером с почтовую марку, весь в прожилках, как крыло осы. В каждом из его районов он мог чувствовать пульс города, энергию, двигающую людей от начальной точки к точке назначения, но не энергию электричества, а переплетенную сеть лихорадочной психической энергии огромного количества людей, скученных в одном месте, подобно муравьям в муравейнике. Николас был наполнен энергией, пульсирующим темным светом, горящей силой Кширы.Во время одной из таких остановок его «Ками» внезапно запищал, и он увидел, что сообщение послал Канда Т'Рин. У Линнера не было настроения разговаривать с молодым членом совета, и он проигнорировал сигнал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172