. Но жизнь не может быть такой непостижимой — это было бы слишком жестоко.Николас миновал темный коридор, удивившись, что не зажжены огни. В кухне никого не было. Николас позвал мать, но никто ему не ответил. Он бросил плащ на спинку стула и пошел в глубину дома.Наконец, он подошел к комнате родителей. Через тонкую бумагу сёдзи струился свет. Мелькнула какая-то тень. Николас остановился в нерешительности: ему не хотелось беспокоить Цзон, если она уже собралась отдыхать. “Завтра, — пообещал он себе, — отведу ее на кладбище; там мы зажжем ароматические свечи и прочитаем молитвы, по-английски и по-японски”.Снова мелькнула тень, и Николас тихо позвал мать по имени. Ответа не было, и он осторожно раздвинул сёдзи.Николас остановился на пороге и замер; кровь бешено колотилась у него в висках.Все татами , кроме одного мата, были вынесены из комнаты; матрасы-футоны были аккуратно сложены в углу. Горела только одна лампа под круглым бумажным абажуром. За окном лежал девственный бело-голубой снег, и даже следы птичьих лап не нарушали его ровной поверхности. Снег выглядел неестественно бледным на фоне черных сосен и криптомерий.Единственный мат татами лежал посреди комнаты; деревянный пол вокруг него казался голым, словно плоть, с которой содрали кожу. На татами , спиной к Николасу, стояла на коленях Цзон в строгом светло-сером кимоно и сером поясе оби , украшенном розами. Она склонила голову, словно в молитве; свет лампы поблескивал на ее иссиня-черных волосах, уложенных в безукоризненную прическу.Справа от нее, в профиль к Николасу, стояла на коленях Итами. Она тоже была одета в праздничное темно-синее кимоно с малиновыми рукавами и молочно-белый оби .Царившая в комнате тишина казалась материальной, осязаемой, и Николас не мог не только войти, но даже заговорить.Вдруг послышался звук, резкий и неожиданный, как первый раскат грома. Звук стали, извлекаемой из ножен.Правая рука Цзон рванулась в молниеносном движении. Перед глазами Николаса возникли яркие соцветия вишни, нестерпимо розовые на фоне зеленой листвы.Он видел платиновый блеск клинка, ослепительный, как солнечный свет. Раздался тихий возглас, похожий на крик испуганной птицы, но в нем не было страха; спина Цзон оставалась прямой. Обе руки на рукояти меча. Резкое горизонтальное движение, слева направо, поперек живота. Только теперь плечи Цзон вздрогнули, и стало слышно тяжелое дыхание. Капли пота падали с ее лба и застывали на татами .Должно быть, это сон.Николас видел, как напряглись ее руки, когда она дернула клинок вверх, к груди. Не каждому мужчине хватило был на это выдержки и физических сил.Бесконечно медленно, все еще держа обеими руками меч, Цзон наклонялась вперед, как живое изваяние. Наконец, ее лоб коснулся пола перед татами .Словно по сигналу Итами вскочила на ноги. Резким движением она достала катана , который был спрятан в складках ее кимоно, и занесла его над годовой Цзон. Меч стал опускаться со сладострастным шипением, будто холодной стали не терпелось ощутить прикосновение теплой плоти.Через мгновение голова Цзон была отделена от шеи. Только после этого ее тело безвольно упало на татами . Темная кровь вытекала аккуратной темной струйкой, словно повинуясь замыслу художника.— Нет!Николас, освободившись наконец от оцепенения, вбежал в комнату. Итами не отрывала глаз от прекрасного лица на полу; она даже не взглянула на него.— Как! Как! — Мысли Николаса путались, тяжелый язык прилип к небу. Он смотрел на тело своей матери... и на ее голову.— Дело сделано, Николас. — Голос Итами был далеким и нежным; в ее руках тускло блестел окровавленный меч, — Твоя мать — человек чести. Пятое КольцоНиндзя IНью-Йорк — Уэст-Бэй-Бридж. Нынешнее лето. Кто-то закричал еще до того, как замок разлетелся на куски и тяжелая дверь с грохотом ввалилась внутрь.Он метнулся к окну. Он попался по собственной глупости, и теперь нужно было выпутываться, иначе все полетит к черту.Японец мельком взглянул на женщину, распростертую на кровати. Ее кожа блестела от пота, точно намазанная маслом.Он почувствовал приближение цунами, как только они вошли в здание, и теперь проклинал себя за промедление.Женщина смотрела не на японца; она не сводила расширенных от ужаса глаз с Филипа, который лежал в неуклюжей позе у нее в ногах, свесив голову с кровати. Она кричала не переставая, словно сирена. * * * — Есть другой способ, — сказал Николас. — Лучший. — Он опустил половинку клецки в темно-коричневый пряный соус и бросил ее в рот. — Я не хочу, чтобы пострадал кто-то из твоих людей.Кроукер удивленно посмотрел на него.— Странный ты парень. За это нам, полицейским, платят — за риск.Они сидели в небольшом китайском ресторанчике; здесь было многолюдно и довольно шумно.— За разумный риск, — поправил его Николас. — А к встрече с ниндзя они не готовы.— Ты не преувеличиваешь?— Нет.Кроукер отложил палочки и отодвинул тарелку, которую тут же убрал проворный официант.— Хорошо. Что ты предлагаешь?— Пусти меня одного.— Ты спятил. — Кроукер ткнул в него пальцем. — Послушай, Ник, это полицейская операция. Ты знаешь, что это значит? Меня могут отстранить от работы только за то, что я беру тебя с собой. А ты хочешь, чтобы я позволил тебе пойти туда одному? Комиссар тогда разорвет меня на куски — если что-то еще останется после Финнигана, моего капитана. Так что довольствуйся тем, что есть.— Тогда — только мы вдвоем.— Не пойдет. В этом случае я должен был бы оставить тебя для прикрытия.— Значит, у нас почти нет шансов.— Все будет хорошо — пусть он только придет к А Ма.Когда, они поднимались по ступенькам заведения А Ма, Николас думал о том, что преимущество не на их стороне, несмотря на внезапность их прихода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152