Николас вспомнил об этом потому, что человек на пляже был убит не одним ударом, как полагал Винсент, а двумя. Удар катана рассек его пополам, и одновременно второй удар раздробил ему ключицу — это был боккэн .— Жюстина, это я, Ник. — Теперь в глубине дома послышались какие-то звуки.Николасу казалось, будто вокруг него кружатся конфетти, медленно опускаясь на пол и складываясь в определенный, все более различимый узор. И то, что он увидел, потрясло его до глубины души.В дверях спальни показался силуэт Жюстины.— Что ты здесь делаешь?— Жюстина? — Николас удивился ее резкому тону.— Зачем ты пришел?— Я ведь просил тебя не возвращаться сюда. — Он старался не думать о черной пушистой тушке на залитом кровью полу кухни. Он пытался успокоиться, тщетно внушая себе, что только по чистому совпадению сюда попало животное, которое ниндзя используют для ритуального предупреждения.— У меня приступ клаустрофобии, понятно? Я тебе говорила, что со мной это бывает.— Здесь опасно оставаться.— О чем ты говоришь? Мне здесь хорошо. Это мой дом. Мой дом, Ник.В темноте он различал только ее смутные очертания.— Мне кажется, ты не понимаешь.— Нет, — печально возразила Жюстина. — Боюсь, это ты не понимаешь. — Она сделала шаг вперед. — Уходи. Прошу тебя.— Что случилось?— Просто... мне нечего тебе сказать.— Не может быть.— Я не хочу об этом говорить, вот и все.— Но это касается не только тебя.— Ник, никого больше это не касается.— Ты знаешь, что я имею в виду.— Да, знаю. Именно поэтому я не хочу говорить. Я... я не готова.— К чему ты не готова?— Не требуй от меня объяснений, Ник.— Я просто хочу понять, что с тобой происходит.— Ты... ты совсем не знаешь меня. Да, я такая. Непостоянная. Взбалмошная. — Жюстина вздохнула. — Пожалуйста, уходи. Не надо сцен.Николас примирительно поднял руки ладонями вперед.— Никаких сцен. — Он подошел к ней поближе. — Я хочу всего лишь получить ответы на несколько вопросов.— Ты не получишь никаких ответов. Во всяком случае, сегодня. — Она повернулась к нему спиной.— Жюстина, постой! — Он протянул руку, пытаясь ее удержать.— Оставь меня в покое! — закричала она, отталкивая его. И потом тихо прошептала: — Оставь меня. Я этого хочу, Ник. Николас повернулся и направился к выходу. * * * Щелк. Щелк-щелк. Пауза. Щелк-щелк-щелк. “Хай”. Они двигались взад и вперед внутри воображаемого круга, и Терри впервые в жизни испытывал чувство страха перед противником. Он — мастер, сэнсэй — не знал, что такое страх в кэндзюцу . До сегодняшнего дня.Это был не столько страх поражения — ему, пусть нечасто, приходилось проигрывать, и он с самого начала знал, что этот человек может его победить. Нет, им овладело более сложное чувство. Дело было в том, как дрался этот Хидэёси. Стиль в кэндзюцу определяет все; можно многое сказать о противнике по тому, как он фехтует, — не только где и у кого он учился, но и что он за человек. Потому что стиль — это еще и философия, и, если угодно, религия, и система ценностей; по стилю видно, что человек ставит превыше всего и что презирает.Терри было не по себе, потому что в своем сопернике он угадывал презрение к человеческой жизни. Эйлин попала в точку, когда сказала, что у незнакомца мертвые глаза. Они были совершенно лишены блеска и глубины; за ними не было ничего, только пустота. И это пугало Терри. В исторических хрониках он читал о том, что в начале XVII века, когда Иэясу Токугава сумел объединить враждующих даймё в своем двухсотлетнем сёгунате, были самураи, которые ни во что не ставили жизнь человека. Убийцы, для которых существовали только приказы хозяина и требования бусидо . А ведь кодекс бусидо , несмотря на всю свою жесткость, включал благородную идею человеколюбия, которой эти люди пренебрегали. Терри часто размышлял над тем, что могло их так развратить.И сейчас ему почему-то казалось закономерным, что он встретился именно с таким человеком, словно выступившим из глубины веков. “Карма”, — подумал Терри.Он попытался атаковать, но противник тотчас уклонился. Их деревянные мечи со свистом рассекали воздух; они мелькали с такой быстротой, что неопытному наблюдателю могли показаться большими раскрытыми веерами.Терри опустился на одно колено, вращая боккэн над собой, но Хидэёси использовал вертикальный блок. Менее искусный фехтовальщик попытался бы контратаковать мощным рубящим ударом, что привело бы к его мгновенному поражению: Терри хватило бы легкого движения, чтобы поразить его в живот.Вместо этого, противник отступил, вынуждая Терри подняться и продолжать поединок. Было уже две ничьи, время истекало, и этот последний поединок должен был скоро закончиться. Но отразив несколько молниеносных выпадов, Терри с досадой обнаружил, что Хидэёси показал еще далеко не весь свой арсенал.Больше того, Терри чувствовал, что соперник до сих пор играл с ним как кошка с мышкой.Терри яростно наносил удар за ударом, но противник не отвечал на них — его боккэн двигался вслед за мечом Терри, слегка его касаясь. Они теперь находились очень близко друг к другу, и Терри смог в первый раз хорошо разглядеть лицо Хидэёси. На какую-то долю секунды он дрогнул и ослабил дзансин — состояние внутренней концентрации и готовности отразить удар. И тогда противник с нескрываемым презрением отвел в сторону меч Терри и приставил свой боккэн к его шее. Терри проиграл. * * * Когда Жюстина вышла из спальни, чтобы приготовить себе коктейль, солнце уже садилось. Выглянув в окно, она увидела серые рваные клочья облаков; мутное небо заливало все вокруг своим тусклым светом, и песок казался твердым и неровным, как застывший свинец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152