Нельзя сказать, что я привык к тому, что люблю двух женщин одновременно. Боюсь, к этому привыкнуть невозможно... во всяком случае, человеку моего склада – пусть и любвеобильному, но по натуре своей убеждённому приверженцу моногамии. Последние три десятилетия я словно хожу по лезвию бритвы. Это сущая каторга – но при всём том я не считаю себя несчастным страдальцем. По-своему я даже счастлив... правда, только по-своему.
Так уж получилось, что Диана – женщина, которую я любил и которую давно считал погибшей, – была чудом возвращена к жизни. Чудо сие сотворила Дейдра, Хозяйка Источника, – женщина, которую я любил после Дианы и которую бросил, когда влюбился в Дану, мою нынешнюю жену. Не знаю, чем был продиктован поступок Дейдры – милосердием или жаждой мести, а может, и тем, и другим, – но я на неё не в обиде. У меня просто язык не поворачивается упрекнуть её в этом. Я искренне, всей душой благодарен ей за то, что она разрушила нашу с Даной семейную идиллию и превратила мою жизнь в нескончаемую пытку.
Да и вообще, с какой стороны ни глянь, Дейдру не в чем винить. В моих мучениях повинен лишь я сам, и только я один. Когда Диана вернулась из царства теней, я оказался перед выбором – она или Дана. Но я не смог выбрать. Не могу это сделать и по сей день – обе равно д о роги мне, хоть и по-разному, обеих я одинаково сильно люблю. А обвинять в моих бедах Дейдру, значит перекладывать с больной головы на здоровую. Это не в моих привычках.
Ещё одна моя головная боль – дети. В общей сложности, их у меня тринадцать – семь дочек и шесть сыновей – чёртова дюжина. Впрочем, я не суеверен, и меня не смущает зловещая магия этого числа. К тому же три года назад, ещё до рождения Дункана, дела обстояли ничуть не лучше. И всё-таки я нет-нет да задумываюсь: какой же сюрприз преподнесёт мне мой тринадцатый отпрыск, когда вырастет? А что сюрприз будет, я почти не сомневаюсь. С каждым взрослым сыном у меня полно хлопот. С дочками тоже, но сыновья... сыновья...
Джона. Он так жаждал моей крови, что пролил кровь десятков ни в чём не повинных людей и едва не спровоцировал войну между Израилем и Царством Света. Я признаю, что Джона имел полное право мстить мне за разбитую жизнь своей матери Ребекки. Но, ослеплённый ненавистью, он перешёл все допустимые границы и из мстителя превратился в преступника.
Шон. Мой сын – мой соперник. Живой упрёк моей совести. Он тоже любит Диану и этим причиняет мне страдания. Мне больно не за себя, а за него. Будь у Шона хоть малейший шанс, я ушёл бы с его пути, но – увы. Извини, сынок, в этом нет ни твоей, ни моей вины, это наша общая беда. Надеюсь, ты ещё встретишь своё счастье...
Артур. Мой тёзка. Рыцарь без страха и упрёка. Ярый поборник справедливости, защитник слабых и угнетённых. Он странствует по мирам, беспощадно искореняя зло, учит людей жить в мире и согласии друг с другом, а если тёмные и невежественные людишки не желают добровольно встать на праведный путь, то он силой принуждает их возлюбить ближнего, как самого себя. Ему невдомёк, чем стелится дорога в ад...
Марвин. Моё разочарование. Ему только пятнадцать лет, а он уже твёрдо решил стать священником. В принципе, нет ничего плохого в том, что человек решил посвятить себя целиком служению Богу, в которого искренне верит. Однако Марвин слишком резок, нетерпим и обладает чересчур бурным темпераментом для будущего пастыря человеческих душ. К тому же его одержимость религией живо напоминает мне фанатизм Александра. Я очень за него беспокоюсь...
И, наконец, Кевин. Мой наследник. Моя гордость – и моя боль. Он так похож на меня – и внешне, и характером, и складом ума, и даже комплексами, – что это приводит его в бешенство. И вовсе не потому, что он видит во мне плохой пример для подражания, дело в другом. Как и любая незаурядная личность, Кевин стремится к самоутверждению, он хочет быть похожим только на себя, и, ясное дело, его раздражают постоянные, а порой неуместные, сравнения со мной. Я прекрасно понимаю, что он чувствует, когда слышит умилённое: «Ах, вылитый отец!». Я понимаю, почему он всячески отмежёвывается от меня, по малейшему поводу и без всякого повода идёт на конфронтацию, при любом удобном случае подчёркивает наши разногласия. Всё это я понимаю – но от понимания мне легче не становится...
Особенно сильно меня огорчает, что целых четырнадцать лет Кевин ни единым словом не обмолвился о своём открытии, которое коренным образом меняет все наши прежние представления о месте и роли человека в общей картине мироздания. А когда его прикрутило, то за советом и поддержкой он обратился не ко мне – хотя кто, как не я, мог лучше других понять его, – а к Бренде и Дейдре (я имею в виду мою дочь Дейдру, а не Хозяйку Источника, – вечная неразбериха!). Я ни в коем случае не умаляю достоинств обеих девочек, они умницы и отличные помощницы, на них можно положиться во всём. Я целиком одобряю выбор Кевина... но не могу одобрить его отношение ко мне.
Даже теперь, когда наконец решил посвятить меня в свои дела (спустя полтора месяца после того, как я дал ему понять, что кое-что знаю), он не пришёл ко мне лично для серьёзного разговора, а направил в качестве парламентёра Бренду. Сам же Кевин, по моим сведениям, сейчас сидит у матери и рассказывает ей то, что через пару минут поведает мне Бренда.
Ну и семейка у нас! Явно неладно в королевстве короля Артура...

* * *

Мои размышления прервал стук в дверь «ниши». Я про себя выругался – надо же, так задумался, что не почувствовал появления Бренды! – и пошёл открывать. Как выяснилось, чутьё мне отказало не по причине моей задумчивости. Вместе с Брендой были Брендон и Дейдра – не моя дочь, а Хозяйка Источника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115