- Разве я не нравлюсь тебе? - повторил свой вопрос Филипп.
- Нет, почему же, нравишься, - дрожащим голосом, почти умоляюще, ответила Бланка; как-то само собой она перешла на ты, понимая, что в данной ситуации обращение во множественном числе выглядело бы по меньшей мере комично. - Очень даже нравишься.
- Так почему...
- Я люблю другого, Филипп.
- А если бы не любила, согласилась бы?
Бланка смущенно опустила глаза.
- Да, - после непродолжительного молчания призналась она. - Тогда бы я согласилась.
- Значит, и в Толедо ты любила другого?
- Мм... Нет.
- Так почему же и раньше ты...
- Тогда все было иначе, Филипп. Теперь же многое изменилось, очень многое... Только не спрашивай что.
- И сейчас ты любишь Монтини?
- Да, его.
Филипп тяжело вздохнул и просто положил руку ей на колено.
- Очень любишь?
- Очень.
- Ну хоть частичку этой любви, коли она такая большая, обрати на меня, Бланка. Поверь, от этого Монтини не убудет, честное слово! Любовник не муж, к верности ему не обязывает никто - ни церковь, ни общество. Не все равно ли тебе, скольких любить - одного, двух, десяток? Бери пример с Маргариты. Полюби меня, милочка, я просто дурею от твоих прелестей.
- Нет, Филипп, я не могу. Мне далеко не безразлично, скольких любить и кого любить. Любовь - она одна, единственная и неделимая, и я не могу выполнить твою просьбу, пойми меня правильно... Впрочем, вряд ли ты поймешь меня, ведь ты никогда еще не любил по-настоящему.
Филипп отпустил Бланку; на лицо его набежала тень.
- Ошибаешься. Я знаю и понимаю это. Была у меня настоящая любовь... Когда-то. Давно... - Он хмуро взглянул на нее. - Но это не относится к вам с Монтини.
- Почему?
- Потому что ты не любишь его, ты просто увлечена им.
- Неправда! - запротестовала Бланка. - Я люблю его.
Филипп медленно покачал головой.
- Ты еще такое наивное дитя, Бланка. Вот только что ты утверждала, будто бы я не способен понять тебя; на самом же деле я вижу тебя насквозь. Ты не можешь любить Монтини, в этом я уверен.
- И, наверное, потому, - саркастически произнесла она, - что он мне не ровня?
- Вовсе нет, золотко. Уж я-то знаю, с какой легкостью любовь преодолевает все кастовые предрассудки, сметает все преграды, стоящие у нее на пути... Но сейчас речь о другом.
- О чем же?
- О том, как ты восприняла мои советы Габриелю.
- Это бесстыдство!
- Вот именно. Ты считаешь это бесстыдством - и не только то, что я дал эти советы в присутствие женщин, но и то, что я вообще даю такие советы. Следовательно, Монтини с тобой ничего подоб...
В этот момент Бланка зажала ему рот рукой.
- Имей же совесть, Филипп!
Филипп отнял ее руку от своего рта и осыпал ее нежными поцелуями.
- А между тем, - продолжал он, как ни в чем не бывало, - господин де Монтини, насколько мне известно, весьма опытный в таких делах молодой человек. Он не какой-нибудь сопливый юнец, который только то и умеет, что залезть на женщину, а спустя пару минут слезть с нее...
- Замолчи!
- Нет, Бланка, я не буду молчать, - в обличительном порыве заявил Филипп. - Я открою тебе глаза на истинное положение вещей. Ну, сама подумай: чем можно объяснить тот факт, что на третьем месяце любовной связи с таким отъявленным повесой, как Монтини, ты все еще остаешься забитой, невежественной девственницей?
- Я...
- Этому есть лишь одно объяснение. Ты не любишь Монтини. В постели с ним ты чувствуешь себя скованно, неуютно, неуверенно. Ты не отдаешься ему полностью и ему не позволяешь отдаваться тебе целиком. Ты стесняешься его, тебя неотступно преследует страх оказаться в неловком положении. И перед кем? Перед человеком, которого ты, как утверждаешь сама, беззаветно любишь! Я почти уверен, что не единожды ты отталкивала Монтини, когда он, по твоему мнению, "заходил слишком далеко", предлагал тебе "постыдные ласки"...
- Ну все, хватит!
Бланка решительно встала, явно намереваясь указать ему на дверь. Однако Филипп был начеку; он тут же сгреб ее в объятия и усадил к себе на колени.
- Отпусти меня, Филипп! Сейчас же отпусти!
- Спокойно, пташечка! - произнес Филипп с металлом в голосе. - Если ты сию же минуту не уймешься, клянусь, я пренебрегу своими принципами и изнасилую тебя. Сегодня ты так возбуждаешь меня, что я, пожалуй, решусь на этот поступок.
- И покроешь себя позором!
- Ха! Кабы не так! Да ты скорее умрешь, чем обмолвишься кому-нибудь хоть словом. Еще и горничной строго-настрого прикажешь держать язык за зубами. Или я ошибаюсь?
Бланка обречено вздохнула, признавая его правоту.
- Нет, не ошибаешься.
- То-то и оно, - удовлетворенно констатировал Филипп. - Вот мы и пришли к согласию. Теперь, милочка, устраивайся поудобнее - ты даже не представляешь, какая для меня честь служить тебе креслом, - и мы продолжим наш разговор.
- О чем?
- Вернее, о ком. О нас с тобой. О том, как ты нравишься мне.
- И как я тебе нравлюсь?
- Очень нравишься, Бланка. Больше всех на свете.
- Врешь! Ты говоришь это всем женщинам, которых хочешь соблазнить.
- Но только не тебе. Тебе я не вру. Я просил твоей руки вовсе не потому, что ты была скомпрометирована теми дурацкими слухами. Право, если бы я женился на всех девицах, чья репутация была подмочена из-за меня, я был бы обладателем одного из самых больших гаремов во всем мусульманском мире. Но я не мусульманин, я принц христианский, и я собирался взять себе в жены ту, которая нравилась мне больше всех остальных. Тебя, сладкая моя. Потому что ты прелесть, ты чудо... Ты сводишь меня с ума!
На этот раз ему быстро удалось расстегнуть корсаж и обнажить ее плечи и грудь. Поначалу Бланка не могла собраться с силами для решительного отпора, памятую давешнюю угрозу Филиппа изнасиловать ее, а чуть погодя ей пришлось направить все свои усилия на то, чтобы преодолеть дикое возбуждение, вмиг поднявшееся в ней от легоньких, но бесконечно нежных прикосновений к ее коже его пальцев, губ и языка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91