- Брайен повернул к Джиму встревоженное лицо. - Ты
лихо произносишь свой номер, а я, вишь как, не способен ответить тем же...
- Забудь об этих мелочах, - посоветовал Джим.
- Это не мелочи, это весьма существенно.
- Совсем нет, - настаивал Джим, чувствуя себя как нашкодивший
мальчуган. - Твой номер, если бы такой существовал, оказался бы неплохим.
- Нет-нет. Вероятно, ординарная, чертовым барсуком занюханная, цифра.
Ведь кто я такой? Обыкновенный рыцарь-холостяк. Даже менестрели не слагают
и не поют обо мне песен...
- Ты недооцениваешь себя, - смущенно настаивал Джим. Проделка явно не
удалась. - Безусловно, я не знаю, какой официальный номер получишь ты, но
в моей стране, полагаю, тебе присвоили бы номер. - И Джим быстро принялся
считать количество цифр в своем номере Социального страхования: -
Три-восемь-семь, два-два, семь-семь-семь!
Глаза сэра Брайена округлились до размера обеденных тарелок.
- Неужели? Ты так считаешь?
- Да.
- Повтори.
Джим несколько раз медленно повторял номер, пока рыцарь не заучил его
наизусть.
После чего они, весело болтая, как старые друзья и соратники,
двинулись дальше.
Брайен, избавившись от нарочитой чопорности, оказался неплохим
собеседником и рассказчиком. В основном его красноречие проявилось в
развитии темы "леди Геронда"; по его словам, она блистала не только
красотой, но и целым созвездием добродетелей и талантов. Наконец, рыцарь
отвлекся от Все-Геронды и выказал себя подлинным кладезем непристойных и
жестоких местных сплетен. Джим полагал, что его, в общем, не так уж легко
вогнать в краску или шокировать, однако рассказы сэра Брайена, мягко
говоря, настораживали.
Джим быстро свыкся с новым миром. Поначалу слова и поступки сэра
Брайена воспринимались в контексте некоего квазивикторианского
театрального образа англичанина, что постоянно живет в том уголке сознания
американцев, который они резервируют для расхожих человеческих типов. Но
стоило узнать рыцаря поближе, и этот образ разлетелся в прах.
Начать с того, что Брайен был вполне прагматичным человеком из плоти
и крови, для которого земной мир и есть лучший из возможных, со всеми
вытекающими отсюда достоинствами и недостатками. Но вот рыцарь добрался до
зоны табу своего миропорядка, а она охватывала и религиозные догматы, и
россыпи недостижимых идеалов, и горстку расплывчатых принципов. Любопытно,
что Брайен мог возвысить до ранга абстрактной идеи любой предмет и
одновременно с безжалостной честностью рассмотреть его с позиций, пожалуй,
даже слишком "реальной" реальности, причем возникающее пои этом
противоречие его нисколько не смущало. Например, Король Брайена -
Царственная особа, Помазанник Божий, Владыка всего Сущего! Ради него
рыцарь при малейшей необходимости готов отдать жизнь, но вместе с тем
монарх оказывался полуспятившим стариком, беспробудным пьяницей, которому
совершенно напрасно доверили дела королевства. Леди Геронда - богиня на
пьедестале, недоступная для мужланов, но притом обычная женщина из плоти и
крови, с которой (с плотью) руки Брайена были куда как хорошо знакомы...
Джим силился отыскать объяснения "двойной бухгалтерии" Брайена в этой
картине мироздания, среди разумных драконов, говорящих жучков-глазастиков,
Темных Сил, но тут начало смеркаться, и рыцарь предложил подыскать место
для ночлега.
Болота остались позади: они уже несколько часов продирались сквозь
заросли весьма неприятного леса; давеча Джим пролетал как раз над ним и
был весьма рад, что ему не надо пробираться тут пешком. К счастью,
неприветливый и зловещий бурелом дубов и вязов они уже миновали. Двигаться
стало легче, большие деревья полностью забили мелкий кустарник.
Наконец соратники вышли к узкой прогалине. Последние лучи заходящего
солнца пробились сквозь густые кроны высоких деревьев и осветили тихо
журчащий ручей, отчего Джим тотчас вспомнил курорт "Звенящая Вода".
- Здесь и расположимся, - жизнерадостно сообщил Брайен.
Рыцарь спешился, расседлал коня, старательно обтер его бока пучками
травы и привязал скакуна к дереву на длинной веревке. Конь сосредоточенно
щипал траву. Брайен достал из седельных сумочек копченое мясо. Джим
остался без еды. Хотя желудок и напоминал о себе, Джим не решился бы
упрекнуть рыцаря за то, что тот не предложил разделить трапезу. Что
достаточно для человека, то дракону на один зуб. Утром, поклялся себе
Джим, он подыщет удобный предлог, оставит Брайена одного и грохнет
корову... или какого-нибудь другого зверя.
Джим наблюдал, как Брайен разжигает костер, но интерес был чисто
академическим: тело дракона не ощущает температурных перепадов. Солнце
спустилось за деревья и обрызгало ветви яркой красной кровью; меж стволов
поползли темные тени; сухие ветки, собранные Брайеном, быстро разгорелись,
и пламя костра стало единственным жизнерадостным светлым пятнышком в
надвигающейся темноте.
- Холодает, - заметил Брайен, съежился и подсел к костру.
Он снял шлем, перчатки, большую часть "скорлупы" и остался в одном
нагруднике. Волосы, вырвавшись из шлема, разлетелись в пышную копну и в
блеске огненных всплесков отливали красно-коричневым.
Джим тоже придвинулся к костру. Но не мысль о холоде ночи застучала в
мозгу, его терзала душевная депрессия, нахлынувшая с закатом солнца.
Дружелюбный при дневном свете лес преобразился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90