О предвзятом отношении к нему в школе, о трениях с учителями или учениками или с кем-нибудь из персонала?Полковник покачал головой:– Он говорил только об оценках, да и то если я спрашивал. Больше он ничего о школе не говорил.– Еще он говорил о девизе, папа, – перебила его Джин. – Ты разве забыл? – Она вновь подошла к своему стулу и пояснила для Линли: – Мэттью где-то прочел старый девиз школы, то ли в церкви, то ли в библиотеке, и тот произвел на него громадное впечатление.– Что это за девиз? – спросил Линли. – Я его не видел.Не знаю, как это звучит на латыни. Мэттью попросил кого-то из старших перевести и принес нам перевод, – ответила Джин Боннэми. – Что-то насчет чести. Для него это…– Я и впрямь забыл, Джинни, – неторопливо перебил ее полковник. – «Да будет честь и посохом, и розгой». Именно так, слово в слово. Он был в восторге. Готов был весь вечер обсуждать эти слова. «Honor sit et baculum et ferula». – Странно, что в них могло так заинтересовать тринадцатилетнего мальчика? – удивилась сержант Хейверс– Для этого мальчика не странно, – возразил полковник. – Чувство чести у них в крови. В этом суть их культуры.Линли предпочел бы сменить тему разговора.– Когда у вас был этот разговор? С чего он начался?Полковник беспомощно глянул на дочь:– Когда это было, Джинни?– С месяц назад, кажется. Вроде бы в школе на уроке истории им рассказывали о леди Джейн Грей. Она умерла за веру, умерла, не отрекшись от своих убеждений. Должно быть, именно тогда Мэтт спросил тебя, требует ли честь, чтобы человек всегда поступал как должно, а ты хотел знать, почему он вообще задумался над этим, и тогда он рассказал про леди Джейн Грей и ее решимость умереть, но не принять бесчестие и не посрамить свою веру.Отец кивнул:– Да, он спрашивал, что, по нашему мнению, важнее: кодекс чести или справедливость.– И вы сказали ему, что это одно и то же, верно?– Вот именно. Но Мэттью не согласился. – Полковник повернулся лицом к фотографии, которую Линли успел вернуть его дочери. – Это в нем Запад говорил, но восточная кровь твердила, что это одно и то же.Линли уже начало раздражать, что полковник все время ссылается на происхождение Мэттью, на фантазию, порожденную старческим маразмом.– Но вы не обсуждали с ним его китайское наследие, хотя вы так любите эту культуру.– Не стану же я говорить с вами о ваших скандинавских предках, наградивших вас прекрасными русыми волосами. Каждый из нас – наследник многих культур, инспектор. Некоторые находятся ближе к этому источнику, другие, как вы и я, дальше, но все мы – результат смешения разных национальностей. Отрицать этот факт значит отрицать сам ход жизни. Люди, не способные смириться с этим, губят все вокруг. Больше мне вам сказать нечего.Было ясно, что этими словами полковник Бон-нэми завершил разговор. Линли видел, что беседа сильно утомила старика. Здоровая рука и нога полковника тряслись, на глаза опускались тяжелые от усталости веки. Больше информации от него все равно не получишь. Линли поднялся на ноги, поблагодарил хозяина, и они с сержантом Хейверс вслед за Джин Боннэми двинулись к выходу из дома. Только оказавшись на подъездной дорожке, Линли заговорил вновь.– Позвольте мне кое-что уточнить, мисс Боннэми, – сказал он. – Я не хотел бы задеть ваши чувства, но мне надо знать, почему ваш отец вообразил, будто в жилах Мэттью Уотли текла китайекая кровь. Ваш отец перенес четыре инсульта: Это не могло остаться без последствий.Женщина смотрела мимо следователя в сторону изгороди. Возле нестриженого кустарника три пташки весело купались в неглубокой луже.– Вы думаете, это его фантазии? – Она выдавила из себя улыбку. – Я бы рада облегчить вам жизнь, инспектор. Все стало бы намного проще, если б я согласилась с вами, да? Не могу, к сожалению. Видите ли, я и сама все детство и юность провела в Гонконге. Едва Мэттью тогда, в сентябре, переступил порог нашего дома, как я тотчас разглядела в нем признаки восточной расы. Так что вопрос не в том, в здравом ли уме мой отец и отличает ли он свои фантазии от действительности. Даже если б он и тронулся умом, я-то еще вполне здорова. – Она рассеянно потерла грязь, глубоко проникшую в пересекавшиеся на ладони линии.– Если б только в моей власти было кое-что изменить…– Что именно?Джин пожала плечами. Губы ее дрожали, но она овладела собой и заговорила почти спокойно:– Вечером во вторник мы слишком поздно вернулись в школу. Проехали мимо домика привратника, и я хотела подвезти его к самому зданию общежития, но Мэттью попросил меня остановиться на дорожке у гаража, потому что там мне было проще развернуть машину. Сказал, отсюда он пойдет пешком. Он был очень внимательными заботливым мальчиком.– Тогда вы видели его в последний раз.Она кивнула и продолжала, ища в словах утешения:– Он вышел из машины и пошел к дому, и тут по дорожке проехал микроавтобус, его фары осветили Мэттью. Я хорошо это помню: он обернулся, услышав, как подъезжает автобус. Помахал мне рукой и улыбнулся. – Джин яростно утерла слезы. – У Мэттью была такая чудесная улыбка, инспектор. В тот вторник, когда я увидела, как он улыбается, как светится от улыбки его лицо, я осознала, как он мне дорог. Если б я успела сказать ему об этом!– Среди бумаг Мэттью мы нашли черновик его письма к вам. Он писал вам на прошлой неделе? – Достав из кармана страничку, исписанную почерком Мэттью, Линли протянул ее Джин.Она быстро прочла, кивнула и возвратила листок:– Да. Я получила от него примерно такую записку в пятницу. Он всегда писал нам письмо, благодарил за проведенный у нас вечер. Всегда.– Он упоминает, что какой-то мальчик видел его, когда он возвращался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142