Пройдя через комнату, Пэтси взяла фотографию Мэттью и вернулась с ней к стулу. Продолжая говорить, она судорожно цеплялась за фотографию. – Он был нашим мальчиком. Мэттью был нашим, только нашим. Какая разница, кто его родил. Какая разница! Нам было все равно. Он был нашим с тех пор, как ему исполнилось шесть лет. Такой милый малыш. Такой прелестный малыш. Наш Мэттью…– Что вам известно о его происхождении? Кто его родители?– Я почти ничего не знаю. Один из них был китайцем, но мы с Кевом не придавали этому ни малейшего значения. Он был нашим сыном. С самого начала, как только попал в наш дом.– Вы не могли иметь своих детей?– Кев не может стать отцом. Мы пытались, много лет. Я хотела… вы знаете, это можно сделать искусственно, но Кев воспротивился, сказал, не попустит, чтобы я носила дитя от чужого мужчины каким бы способом это ни делалось. Тогда мы решили усыновить ребенка. Много раз подавали заявление, но нам всегда отказывали. – Пэтси бережно уложила фотографию себе на колени и подняла глаза. – Тогда Кеву не удавалось найти постоянную работу, а если б даже он и сумел устроиться, власти считали, что барменша не годится в матери.Теперь все кусочки мозаики встали на место. Следующий вопрос казался простой формальностью. Множество намеков, полученных за последние два дня, заранее подсказывали инспектору ответ:– Как же вы усыновили Мэттью?– Это устроил мистер Бирн, Джилс Бирн. Пэтси Уотли подробно рассказала историю своего знакомства с мистером Бирном: он регулярно наведывался в «Сизого голубя», поскольку жил, да и сейчас живет, поблизости, на Риверкорт-роуд; сидя вечер напролет в пабе, он частенько болтал с барменшей, сочувственно выслушивал повесть о том, как ее заявление отвергли инстанции, ведавшие делами усыновления, и однажды сообщил ей: она может взять ребенка, если ее не смущает, что мальчик – наполовину китаец.– Мы встретились в конторе адвоката в Линкольнс-Инн. Мистер Бирн принес туда ребенка. Мы подписали все бумаги и забрали Мэттью.– Так просто? – поинтересовался Линли. – Вы не платили ему?Пэтси Уотли содрогнулась от возмущения:– Неужели мы стали бы покупать нашего мальчика? Ни в коем случае! Мы подписали бумаги, вот и все, а потом, когда усыновление состоялось, подписали и другие документы. Мэттью стал нашим родным сыном с самого начала. Мы считали его родным.– Он знал о своем происхождении?– Ничего не знал. Мы не говорили ему, что он – усыновленный ребенок. Он был для нас родным. Он был нашим родным сыном, инспектор!– Значит, вы сами не знаете его родителей?– Мы с Кевом даже не хотели ничего о них знать. Зачем они нам? Мистер Джилс сказал: мы можем взять ребенка. Только это и было для нас важно. Он только потребовал с нас обещание; мы воспитаем ребенка так, чтобы предоставить ему шанс получше, чем наш Хэммерсмит. Мистер Джилс требовал от нас только этого, и больше ничего.– Лучший шанс, чем Хэммерсмит? Что он имел в виду?– Он имел в виду школу, инспектор. Чтобы усыновить Мэттью, мы должны были пообещать, что со временем отправим его учиться в Бредгар Чэмберс, в школу мистера Бирна.– А что, если любовь Джилса Бирна к Востоку распространяется и на женщин? – съехидничала сержант Хейверс (их автомобиль как раз сворачивал с Аппер-Молл на Риверкорт-роуд). – Мы знаем как он был привязан к Эдварду Хсу. Может быть, имелась и какая-нибудь красивая китаяночка, весьма любезная его сердцу?– Я не сбрасываю со счетов вероятность того, что он и есть отец Мэттью, – кивнул Линли.– Не мог же он сознаться в этом в дружеской беседе с нами, инспектор. Как же, он столько лет умело таил свой секрет. В конце концов, Бирн широко известен общественности: ток-шоу на Би-би-си, политический комментарий, колонка в газете. Если бы на свет Божий выплыла история с незаконным сыном, это сильно подпортило бы ему карьеру, тем более когда речь идет о ребенке смешанной крови, о ребенке, от которого он отрекся. А мать, наверное, была намного моложе. Джилс соблазнил ее, погубил…– Не стоит спешить с выводами, Хейверс. Мы еще не установили связь между происхождением Мэттью Уотли и его смертью.Дом Бирна стоял недалеко от Аппер-Молл и реки. Трехэтажный викторианский особняк, без особых архитектурных достоинств, если не считать безупречной симметрии. Страсть к равновесию проявлялась и в просчитанном количестве окон– по два на каждом этаже, и в орнаменте над главным входом, и в расположении дверного Молотка, почтового ящика и ручки– строго друг под другом, каждая деталь отмечена параллельными углублениями в самой двери. Однако, как отметил Линли, дверь недавно выдержала чей-то натиск: дерево в нескольких местах было сильно оцарапано, белую краску покрывали грязные потеки.Темнело, в доме на первом и втором этажах горел свет. Линли и Хейверс постучали, и дверь почти сразу же открылась, однако вместо Джилса Бирна их встретила на пороге красивая пакистанка лет тридцати, в длинном шелковом национальном платье цвета слоновой кости. Шею ее украшало ожерелье в виде золотого обруча с драгоценными камнями. Гребни удерживали длинные темные волосы в сложной прическе, золотые серьги искрились при свете лампы. Это, уж конечно, отнюдь не служанка.– Чем могу служить? – осведомилась она низким мелодичным голосом.Линли протянул ей полицейское удостоверение, и женщина внимательно прочла его.– Мистер Бирн дома? – спросил инспектор.– Да, прощу вас. – Женщина отступила в сторону и предложила детективам войти изящным взмахом руки. Широкий рукав скользнул вверх, обнажив гладкую, смуглую кожу. – Будьте любезны, подождите в гостиной, инспектор. Я позову его. Выпейте пока.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142