Шло составление перечня основных технических параметров станции, по существу определяющих всю её будущую конструкцию. И тут-то возник вопрос: как делать посадочное устройство — шасси? Ведь невозможно проектировать его, не зная, хотя бы приблизительно, куда оно будет садиться. А что представляет собой грунт лунной поверхности, никто ещё точно сказать не мог. Как принято говорить, мнения учёных разошлись. Одни полагали, что поверхность Луны похожа на гранитные скалы. Другие — что она представляет собой рыхлую пыль в несколько десятков метров толщиной. Третьи — что она более всего похожа на ноздреватую пемзу… Словом, мнений было почти столько же, сколько учёных.
И вот в который уже раз собирается высокий синклит, выслушивает доводы «за» и «против» каждой гипотезы и… и не видит достаточных оснований, чтобы уверенно остановиться на одной из них, отвергнув все остальные. Причём упрекать за это почтённый высокий синклит или предъявлять ему претензии в нерешительности, робости мысли и склонности к перестраховке в данном случае не приходится: их действительно нет, этих веских оснований, — конкретный пример трудностей, неизбежно сопутствующих проникновению человека в Новое.
Впрочем, «проникновение в Новое» и прочие высокие слова хорошо звучат после того, как очередное свершение останется позади. Кстати, и свершением его назовут потом, когда оно уже состоится, а пока оно носит прозаическое наименование: задание. А раз задание — значит, планы, значит, сроки, которые, как известно, не ждут… В общем, тянуть с решением вопроса о посадочном устройстве «лунника» было больше невозможно.
— Так вот, — сказал Королев. — Большинство учёных склоняется к тому, что грунт на Луне твёрдый. Вроде гранита, или известняка, или пемзы — это уже детали, — но твёрдый. Да и доводы сторонников этой точки зрения вроде поубедительнее, чем у противников… — Он сделал паузу и решительно закончил: — Так и будем считать.
— Но, Сергей Павлович, — не удержался кто-то из присутствующих. — Как можно принимать такое решение на основании абстрактных разговоров? А если там пыль? Ведь все эти учёные мужи высказывают только общие соображения — не более того! Никто из них не берет на себя смелость написать — на Луне, мол, такой-то грунт… и подписаться под этим!
Королев посмотрел усталыми глазами на сидящих за столом:
— Ах вот чего вам не хватает…
Взял блокнот, крупным почерком написал на его листке:
«ЛУНА — ТВЁРДАЯ».
Подписался: С. КОРОЛЕВ.
Поставил дату, вырвал листок из блокнота и передал сотруднику, которому предстояло непосредственно руководить проектированием станции.
Такой я услышал эту историю от старожилов королёвского КБ, среди которых она пользовалась большой популярностью. Так и изложил её в журнальной публикации книги, которую вы сейчас читаете.
Но впоследствии мне посчастливилось узнать дополнительные уточняющие подробности об этом эпизоде и даже увидеть листок из блокнота СП.
Тексту этого необычного документа предшествует несколько ядовитый в данной ситуации заголовок — «Справка», адресованная, вопреки обычному, не от подчинённых начальнику, а, наоборот, от начальника — подчинённым.
А сам документ гласит следующее:
"Посадку АЛС следует рассчитывать на достаточно твёрдый грунт типа пемзы…" — и дальше технические данные о вертикальной скорости корабля в момент прилунения и так далее.
Читая эту записку, я зримо представил себе, как СП начал писать её, имея в виду прежде всего цели сугубо воспитательные (поставить на место нерешительных!), а потом, по ходу дела и, возможно, незаметно для самого себя, перестроился на волну профессиональную, начал назначать основные технические параметры посадки будущего лунника. И, переключившись на чистую технику, даже отдал записку не тому участнику совещания, который сетовал на учёных, а тому, который непосредственно руководил проектированием.
Дальнейший ход дел общеизвестен: посадочное устройство было спроектировано, станция построена, запущена и в феврале 1966 года — через месяц после смерти Королева — успешно прилунилась, лишний раз подтвердив правомочность решений вероятностного характера.
Луна действительно оказалась твёрдой…
Многое видел этот человек раньше других — он умел смотреть далеко вперёд. И умел разглядеть в своём деле качественно новое даже тогда, когда это новое бывало довольно хитро замаскировано нагромождением текущих частных дел.
В жизни любого творческого коллектива — конструкторского, научного, театрального, спортивного, — если, конечно, это действительно творческий, живой, а не академически застывший коллектив, периодически возникает что-то вроде поворотных моментов. Моментов, когда надо отбросить часть старого, испытанного багажа, отрешиться от некоторых привычных, казалось бы, многократно проверенных воззрений и решительно шагнуть в новое.
Мгновенно такой поворот, разумеется, не возникает. Его идеи вызревают в умах постепенно. Постепенно и, конечно, не строго синхронно: в одних умах раньше, в других — позже, а у кого-то — раньше всех.
Так вот, сотрудники Королева рассказывают, что у него этот процесс вызревания новой идеи почти всегда завершался раньше, чем у кого бы то ни было. Особенно запомнилось им, как один за другим проходили пуски беспилотных предшественников «Востока» и как всем, в общем, было очевидно, что дело идёт к полёту человека. Но когда именно это будет, сколько потребуется успешных пусков беспилотных кораблей, чтобы сказать: «Да, их надёжность достаточна», — этого конкретно никто себе не представлял.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121