— Знаешь, милая, — осторожно перебил я ее, — ты все-таки не отвлекайся и расскажи о том, за что тебя посадили… А то мы куда-то в сторону уклонились…— Сейчас, — сказала Марсела, но в это время появились двое парней, которые притащили заказанный для меня завтрак. Чего там только не было! Ребятки установили специальную спинку, чтоб я мог есть полулежа, и пристроили на койке специальный столик, застелив его крахмальной салфеткой. Мне на шею тоже повязали какой-то шикарный слюнявчик. Марселе принесли раскладной столик, который она приставила к моей койке. Отбивная с картошкой, апельсиновый сок, хлеб, кофе, бананы, гоявы, мороженое — тут и на обед, пожалуй, хватило бы. Быстро и молча все расставив, мальцы убрались, а Марсела продолжила свое повествование, так сказать, без отрыва от потребления.— Представь себе, демократы решили пересмотреть и Постановление 1984 года, и президентскую инструкцию о порядке его исполнения, — объясняла она, усердно ворочая челюстями. — Во-первых, они реанимировали тот самый параграф 5, который раньше практически не применялся. Но как! Теперь уголовное дело по обвинению в преступлениях, перечисленных в этом параграфе, возбуждалось не по конкретному событию, а по заявлению потерпевшего или свидетеля.— Не понял, — пробормотал я, на время перестав жевать.— При Соррилье работала специальная комиссия по расследованию военных преступлений.— А что демократы придумали?— Ха! Они эту комиссию упразднили, но оставили весь собранный ею материал. Теперь всякий, кто считает себя потерпевшим от той или другой стороны, может подать заявление и указать конкретного виновника. Дескать, так и так: вот этот тип меня в 1983 году ограбил или убил моего брата. Остров-то маленький, найти тех, кто тут остался, ничего не стоит. А те, кто убегал, уже вернулись. Вот и начали восстанавливать справедливость. Конечно, все по-демократически. То есть расстреливать или там вешать — ни-ни! Но могут, при доказанном убийстве, присудить пожизненное. Мародерство — лет пять, грабеж — до десяти, изнасилование — до двадцати. Ну и прочее там разное. Но можно не сидеть, если выплатить компенсацию потерпевшему и соответствующий сбор в казну. Даже такса утверждена…— Ты мне общий порядок не объясняй, — посоветовал я, — ты про себя поясни.— Один старый козел, бывший полковник Ла Корунья, которого Лопес посадил за разглашение военной тайны, решил, что был отправлен за решетку по моему доносу. А я, ей-Богу, ничего не доносила. Хорхе его арестовал и отдал под суд. Полковника разжаловали и осудили на двадцать лет каторги с конфискацией имущества.— Солидно… — заметил я.— Тогда шутить не любили. До революции Ла Корунья отсидел только три года, потом Киска его выпустила. Этот козел все последующие годы требовал вернуть себе отобранную собственность. Но ему ни черта не возвращали, потому что по закону 1984 года возвращалась только собственность, отобранная народными социалистами. А демократы, когда пришли к власти, стали требовать, чтобы все случаи нарушения неприкосновенности частной собственности были расследованы. В общем, он добился того, что ему вернули то, что отобрали. Тогда же этот сукин сын отыскал в архивах свое дело, и его адвокат посоветовал ему подать на меня в суд. Это одно обвинение.— А второе?— Второе еще краше. Помнишь, как мы с тобой удирали с очистной станции?— Примерно, — сказал я, соображая, какие преступления, не подпадающие под Постановление об амнистии, мы тогда совершили.— Помнишь, мы угнали розовую «Тойоту»?— Отлично, но ведь это я ее утонял.— Само собой, но меня обвинили в соучастии.— Ну, и как же тебе удалось выбраться?— Исключительно благодаря Харамильо Ховельяносу и одному моему старому-престарому знакомому из министерства безопасности.— Это еще кто? — Не могу сказать, что ревнивые интонации у меня получились очень убедительно.— Не беспокойся, — приятно улыбнулась Марсела, — он был импотентом еще при Лопесе.— И ты взялась за мои поиски?— Конечно. Дело в том, что благодаря адвокату Ховельяносу я смогла встретиться с сеньором Доминго Ибаньесом и уладить те недоразумения, которые возникли из-за частных детективов, которых я посылала на остров до этого. Оказывается, они полезли в какие-то экономические дела, не имеющие к тебе никакого отношения. Этим был обеспокоен и сеньор Ибаньес, и некий шейх Абу Рустем, который является очень важной фигурой на острове. Ему принадлежит большая часть здешней недвижимости и земельных угодий.— Из Эмиратов? — спросил я, припоминая, что Чудо-юдо вроде бы через нашего колумбийского генменеджера Даниэля Перальту загнал Хайди «каким-то богатым фраерам из неведомо каких Эмиратов».— Ты знаешь, я в этих арабах не разбираюсь. К тому же этого самого Абу Рустема я в глаза не видала и ни с кем из его конторы не встречалась. Просто Ибаньес сейчас некоторым образом представляет на острове интересы Абу Рустема. Наверно, Доминго не хотелось, чтоб кто-то совался в их дела. Он же «старый морской койот», лучший друг Бернардо Сифилитика. Но мы смогли все уладить. Когда Ибаньес узнал, что мы ищем не моего брата, а Ричарда Брауна, он успокоился. Наверно, потому, что был убежден в твоей смерти.— Это почему же?— Потому что он рассказал мне, как виделся с Брауном на бывшей асиенде «Лопес-23». Они с Салинасом приезжали туда на трехсторонние переговоры. Кроме них, там была Эухения Дорадо с молодым русским по имени Деметрио Баринов, а также тогдашний владелец асиенды Феликс Феррера, итало-американец Умберто Сарториус и ты.Объяснять Марселе, что «молодой русский» — это и был я, а Браун был именно Брауном, мне показалось нескромным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164