Что вы здесь взяли?Она ухватилась за лацканы моего пиджака.— Я скажу вам все, что смогу, все, что осмелюсь сказать, — выдохнула она пылко, но в голосе ее звучал страх. — Я бы знала, как поступить с вашим другом, но с вами я не знаю что делать. Если бы вы только могли понять, вы не были бы так жестоки. — Ее легкий акцент придавал очарование ее музыкальному голосу. — Я не свободна, как ваши английские женщины. То, что я делаю, я должна делать, ибо такова воля моего хозяина, а я всего лишь рабыня. Ах, вы не мужчина, если можете сдать меня полиции. У вас нет сердца, если вы можете забыть, что однажды я пыталась вас спасти.Я страшился этого довода, потому что действительно она по-своему, как принято у женщин Востока, пыталась спасти меня от смертельной опасности за счет жизни моего друга. Я боялся этого довода, не зная, что ответить. Как я мог сдать ее? Возможно, ее будут судить по обвинению в убийстве. Я замолчал, и она знала почему.— Может быть, я не заслуживаю пощады; может быть, я такая плохая, как вы думаете; но какое вы имеете отношение к полиции? Это не ваша работа — охотиться за женщиной, чтобы сжить ее со света. Смогли бы вы потом посмотреть в глаза другой женщине — женщине, которую вы бы полюбили и знали, что она вам доверяет, — если бы сделали подобное? У меня во всем мире нет никого, а то бы меня здесь не было. Не будьте моим врагом, моим судьей, не делайте меня хуже, чем я есть; будьте моим другом и спасите меня — от него. — Ее дрожащие губы были так близко к моим, я чувствовал на щеке ее дыхание. — Пожалейте меня.В это мгновение я бы честно отдал половину всего, что имел, лишь бы не принимать решения, которое, как я знал, я должен принять. В конце концов, какие у меня имелись доказательства, что она была добровольным сообщником Фу Манчи? Более того, она принадлежала Востоку, и ее кодекс ценностей должен сильно отличаться от моего. Как это ни противоречило западным представлениям, Найланд Смит уже сказал мне: он уверен, что она рабыня. И оставалась еще одна причина, почему сама идея захватить ее и передать полиции внушала мне отвращение. Ведь это было равносильно предательству! Неужели я должен марать руки, занимаясь подобной работой?Так, мне кажется, соблазн ее красоты спорил с моим чувством долга. Пальцы с перстнями нервно сжимали мои плечи; ее стройное тело, дрожа, касалось моего. Она смотрела на меня, и вся ее душа светилась в ее глазах, полностью отдавшись отчаянной мольбе. И тогда я вспомнил о судьбе человека, в чьей комнате мы находились.— Вы завлекли Кэдби в лапы смерти, — сказал я и оттолкнул ее.— Нет, нет, — закричала она как безумная, сжимая мои плечи. — Нет, клянусь святым именем, нет! Нет! Я наблюдала за ним, шпионила — да! Но поймите же — он погиб, потому что не хотел слушать предостережений. Я не могла его спасти! Ах, я не такая уж плохая. Я расскажу вам все. Я взяла его записную книжку, вырвала последние страницы и сожгла их. Посмотрите! В камине! Книга была слишком большая, чтобы ее можно было потихоньку унести. Я приходила дважды и не могла найти ее. Ну вот, теперь пустите меня?— Если вы скажете мне, где и как схватить доктора Фу Манчи, — тогда да!Ее руки бессильно упали, она отступила назад. На ее лице появился ужас.— Я не смею! Я не смею!— А если бы смели, сказали бы?Она пристально смотрела на меня.— Нет, если бы именно вы пошли искать его, — сказала она.И при всем том, что я думал о ней и каким непреклонным слугой справедливости я хотел себя представить в собственных глазах, я почувствовал, как кровь бросилась мне в лицо, когда я услышал эти слова. Она сжала мою руку.— Вы могли бы спрятать меня от него, если бы я пришла к вам и рассказала все, что знаю?— Власти…— Ах! — Выражение ее лица изменилось. — Они могут отправить меня на дыбу, если захотят, о я никогда не скажу ни слова, ни единого словечка.Она презрительно вскинула голову. Затем ее гордый взгляд опять смягчился:— Но я скажу вам.Она подходила все ближе и ближе, пока не зашептала мне на ухо:— Спрячьте меня от вашей полиции, от него, от всех, и я больше не буду его рабыней.Мое сердце часто забилось. Я не рассчитывал воевать с женщиной, и я не мог себе представить, что это окажется так тяжело. Какое-то время я сознавал, что очарование ее личности и ее искусные мольбы и доводы опрокинули все мои резоны, сделали почти невозможной сдачу ее полиции. Теперь я был обезоружен, но попал в затруднительное положение. Что я должен делать? Что я могу сделать? Я отвернулся от нее и пошел к камину, где лежал пепел от сгоревших бумаг, еще издававший слабый запах.Я уверен, что между моментом, когда я пошел к камину, и мгновением, когда я оглянулся, прошло не более десяти секунд. Но она исчезла!Когда я бросился к двери, с той стороны в замке повернулся ключ.— Ма’алеш! — услышал я ее мягкий шепот, — но я боюсь доверять вам — пока. Утешьтесь тем, что рядом ходит человек, который убил бы вас, если бы я этого захотела. Помните, я приду к вам, когда вы захотите взять меня и спрятать.По лестнице застучали легкие шаги. Я услышал сдавленный вскрик миссис Долан, когда таинственная гостья пробежала мимо нее. Парадная дверь открылась и закрылась вновь. ГЛАВА VНОЧНАЯ ТЕМЗА — «У Шень Яна» — наркотический притон, одна из нор в стороне от старой Радклифской дороги, — сказал инспектор Веймаут.— Они зовут его хозяина «Сингапурский Чарли». Это место встреч некоторых китайских общин, но туда ходят все курильщики опиума. Пока не было никаких жалоб, насколько я знаю. Я не понимаю этого.Мы стояли в кабинете Смита, склонившись над листом бумаги, на котором были разложены обгорелые обрывки из камина бедного Кэдби.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73