– Не понял.
– Знаешь, был такой фильм «Ярославна – королева Франции» и там была песня с таким припевом. Вот мы с Ольгой про себя сразу и прозвали тебя виконтом Леоном.
– Да, вы шутники. Но, может, чаем напоишь?
– Можно. И не только чаем.
Они прошли на кухню. Буробин как будто совершенно не помнил давних предупреждений Коваленко. Они сели за стол, и Петр как ни в чем не бывало принимал Тасуняна, как дорогого гостя. Старого боевого товарища.
Левон рассказывал о том, как их колонну при возвращении из Панджшера разгромили тогда душманы. Как он лежал потом в госпитале. Как был демобилизован по здоровью.
Петр тоже что-то лениво рассказывал.
Попутно обсуждали последние политические новости.
– Кстати, там сегодня должно быть интересное заседание Верховного Совета. Не включишь ли телевизор, – попросил Леон.
Буробин включил телевизор. И, подыгрывая Тасуняну, сделал звук громче.
– Слушай, неужели не догадываешься, зачем я к тебе пришел? – спросил Тасунян.
Петр смотрел на него совершенно спокойно. Он знал, что Тасунян далеко не тот орел, каким был до ранения. А пистолет Буробина со взведенным курком, – вот случайность то! – был под рукой. В буквальном смысле. Под полотенцем, брошенным на кухонный диванчик.
Тогда Валерий прямо спросил его:
– Спитак – твоих рук дело?
– Нет, – твердо ответил Буробин. И говорил правду. – Но сделано, судя по всему по нашим методам. Уж больно политически все во время. Во время, на взгляд тех, кто хочет отвлечь армян от Карабаха.
– Да, дела. Но это не столь важно. Знаешь ли, слишком все это грязно и кроваво. Поэтому я считаю, в опасности все те, кто хотя бы косвенно причастен к этой трагедии. Поэтому будь осторожнее.
Тогда и стал Буробин держать пистолет поближе. На всякий случай. В данный момент под полотенцем, валявшемся справа от него.
Поэтому можно было опасаться «виконта Леона» в прихожей. Но никак не на кухне.
– Догадываюсь.
– И не боишься?
– Чего бояться калеку.
– Ты тогда нас подставил?
– Убийцу укокошить можно смело, а вора обобрать святое дело. Это ответ, а не нападение. Ответ за попытку взорвать меня или сдать душманам.
– Но мои родители в Спитаке не были убийцами!
– Сожалею. Но не я тряс ваш городок.
– Но ты создал этот чертов метод!
– А ты принимал участие в его испытаниях. Вы, вояки, ничего не умеете, кроме как убивать, но почему-то по большей части такие сентиментальные. И вину за убийства всегда хотите переложить на других. То на тех, кто отдал приказ, то на тех, кто создал оружие. Не выйдет, виконт Леон. По своим долгам платить надо самим.
– Вот ты мне и заплатишь, сука!
Тасунян вскочил. И достал пистолет раньше Петра. Все же профессионализм компенсировал даже многочисленные увечья.
Но шума в коридоре из-за звука телевизора не услышал.
– Па! – вбежал в кухню Тимофей. А за ним быстро вошла Ольга. Тасунян на мгновение отвлекся. И это дало возможность Петру выхватить пистолет из-под полотенца.
Выстрелы слились в один.
Они шли с Ольгой по красивому берегу моря. Белые скалы нависали над галечным пляжем. На скалах росли сосны.
– Правда, красиво? – сказал он.
– Да, чудесно, – чуть рассеяно ответила она.
– Чего-то ты задумчива сегодня, сладкая моя.
– Да, знаешь, я подумала, что мы как-то неправильно жили. Делали что-то вредное для других. И пользовались за это благами, другим недоступными.
– Чего тебя потянуло на философию? Раньше я за тобой такого не замечал.
– Раньше многое было другим, – она загадочно улыбнулась.
– Да ладно, Олюня. Все как было, так и осталось. А занимались мы войной. Да, войной. Но войну пока никто не отменял. Не мы ее начали. Да, собственно, половина народу в нашей стране занималась войной. Мы просто делали то же, что и все. Но более профессионально. За то и имели наши блага.
А потом, мы уже не занимаемся никакими войнами. Мы довольствуемся относительно малым, и просто растим наших детей.
– На деньги, заработанные на войнах.
– Да не наши это войны, не наши! И потом, война не разбой. Не преступление.
– Наверное, ты прав, но мне кажется, что и войны бывают разными. Есть те, которые не являются преступлением. Но мы занимались не такой войной. И поэтому ты перестал быть ученым. А у меня перестали получаться биорезонансные методики. Боги лишили нас нашего дара. Они всегда лишают дара того, кто использует его не так.
Знаешь, это называется «отрицательная работа». Запомни это волхв. И никогда не делай так. Иначе потеряешь свой дар окончательно.
– Но я не волхв, не чародей! Я ученый! Нет у меня никаких даров. Я учился и получал свои знания и навыки. И как я могу их потерять?
– Помнишь, что говорил почитаемый тобой Вернадский? Истину внушает нам Бог. А мы только формулируем ее так, чтобы ее поняли наши коллеги. Так что настоящий ученый это волхв. Не был бы ты волхв в душе, не смог бы выучить то, что выучил. А волхв немного Бог. Но одновременно и не Бог, а просто тварь. Жадная и подлая.
– Да что ты, в конце концов! Давай искупаемся, да займемся любовью. Черт с ними, с этими дарами, волхвами и еще незнамо чем.
– Сегодня не получится.
– Да почему, почему, черт побери!
– Потом поймешь.
Боль и чернота. Потом серый свет, который все усиливается. В этом сером свете проступают контуры человеческого лица.
– Валера, ты? Где я?
– Ты в палате. Очнулся. Был в коме.
Он медленно вспоминает случившееся.
– Что с Ольгой?!
– Убита.
– Сын?
– Жив и здоров.
– А этот черножопый орангутанг?!
– На этот раз убит окончательно. Я рад, что ты держишься.
– Это тебе только так кажется, Мефистофель.
Снова серое, переходящее в черное. А потом все тот же пляж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120