Она не захочет, чтобы ты подумал, будто она избегает встречи с тобой.
— Почему она должна избегать?
— Я тоже думаю, что нет ни малейшей причины. А забавно все-таки, что вы оба так и не женились…
— У меня не было ни времени, ни намерения, — бросил он отрывисто. — Одному сподручнее разъезжать.
— И много ты разъезжал?
— Относительно.
— Получил, что хотел?
— Более или менее. Всегда есть перспективы.
Она со вздохом подала ему кофе.
— Должно быть, это было замечательное время. Расскажи мне о нем.
Рета Крей ступила на пятачок у подножия лестницы и кинула пальто на перила. Она была зла на Катерину, что та подстроила ей ловушку. Ей уже было сказано «нет», но когда ее слушал Джеймс, Рета не смогла отказать. Всем в Меллинге, и ему в том числе, должно быть ясно, что она встретила его спокойно, с дружеским безразличием. Она посмотрелась в зеркало. От злости у нее раскраснелись щеки, придав лицу живые краски. Рета пришла в чем была — в домашнем красном платье. Оно слегка село, классические длинные складки тесно облегали тело. Рета открыла дверь гостиной в тот момент, когда Катерина говорила:
— Как это великолепно!
Джеймс Лесситер увидел в дверях Рету и встал ей навстречу.
— Привет, Рета.
Их руки соприкоснулись. Рета ничего не почувствовала. Злость ушла, напряженность ослабла. Это было не привидение, которое вернулось из прошлого, чтобы терзать ее. Перед ней стоял незнакомец, красивый, статный мужчина средних лет. Джеймс и Катерина расположились по разные стороны камина. Она поставила стул между ними и села — инородное тело в комнате пастельных тонов. У нее рябило в глазах от изобилия мелких вещиц, но благо, все они были нежного, бледного цвета.
— Я зашла только поздороваться. Я не могу остаться, у меня в гостях Карр с другом.
— Карр? — Джеймс повторил имя, как это сделал бы любой незнакомец.
— Сын Маргарет. Помнишь, она вышла замуж за Джека Робертсона. Они оставили мне Карра, когда уехали на восток, но они так и не вернулись, и его вырастила я.
— Карр Робертсон… — Это было сказано так, как обычно произносят чужое имя. — Я сожалею о Маргарет. Сколько лет мальчику?
— Его уже не назовешь мальчиком. Ему двадцать восемь лет.
— Женат?
— Был. Она умерла два года назад.
— Печально. Кажется, я задаю глупые вопросы.
— Такое в жизни случается, — со спокойствием произнесла Рета. Катерина отклонилась в сторону, ставя чашку на стол.
— Не бери в голову, Джеймс. В сущности, никто из нас не знал Марджори, Меллинг был ей не интересен. По-моему, Рета видела ее не больше десяти раз. Что касается Карра, думаю, у него есть кому поплакаться и у кого найти утешение. Друг, которого он привез с собой, — ослепительная блондинка.
— Что за дешевка, Катерина! — одернула Рета.
Прежний откровенный голос, прежняя откровенная злость. Афина Паллада, презирающая смертных. Рета — красивое создание, но, возможно, с ней нелегко жить. Он начал расспрашивать о людях Меллинга.
Через двадцать минут она собралась уходить.
— Я тебя провожу, — предложил Джеймс.
— В этом нет необходимости, Джеймс.
— Приятное не всегда бывает необходимым. Катерина, если позволишь, я потом вернусь, так что не прощаюсь.
На улице совсем стемнело. Луны на небе не было, но не было и облаков. Звезды заволокла легкая дымка, не плотнее, чем туман в сентябре перед восходом солнца. Воздух был влажный и чистый, пахло дымом и прелыми листьями.
Они прошли треть недолгого пути к дому Реты, когда Джеймс заговорил.
— Мне в самом деле нужно с тобой поговорить, Рета. Я не знаю, какое соглашение было между матерью и Катериной по поводу Гейт-хауса. Может, ты сможешь мне в этом помочь?
Она замедлила шаги.
— Не знаю, чем я могу тут помочь. Почему ты спрашиваешь у меня?
— Разве это не лучший способ выяснить? — удивился Джеймс. — Я надеялся на более беспристрастное отношение.
— Тогда тебе лучше переговорить с мистером Хоулдернессом.
— Я так и сделаю. Но у меня такое впечатление, что он не все знает. Ты же помнишь, какая моя мать — она все делала по-своему: самодержица, гранд-дама. Скорее всего, ей и в голову не пришло упомянуть о приватном соглашении с Катериной. Я хотел бы знать, говорила ли она тебе о нем? Давай еще немного пройдемся. Так говорила?
— Да. Когда Катерина приехала сюда после смерти мужа, она сказала: «Тетя Милдред пустила меня жить в Гейт-хаус за ничтожную ренту». А когда я после этого встретила твою мать, она мне сказала: «Я разрешила Катерине жить в Гейт-хаусе. Похоже, Эдвард Уэлби оставил ей доход в две с половиной пенни в год».
— А про ренту моя мать ничего не говорила?
— Нет.
— А про мебель?
— Да, она сказала, что Катерина может занять две комнаты в первом этаже, и, видимо, ей придется разрешить Катерине взять кое-какую мебель.
— Это может означать что угодно. Меня интересует, эту мебель она отдала напрокат или насовсем?
— Не знаю.
— Некоторые из вещей довольно ценные.
— Догадываюсь. Может, Мейхью знает?
— Нет. Слушай, это длилось годами. То и дело моя мать говорила: «Я разрешила миссис Уэлби взять то-то и то-то». Или Катерина говорила: «Миссис Лесситер сказала, что я могу взять то и это». Предметы уносились в Лодж — и ни малейшего упоминания о том, отданы они насовсем или на время. Я сомневаюсь, что некоторые вещи мать могла отдать просто так.
— Да, непонятно. Может, сама Катерина скажет, подарены эти вещи или нет?
Джеймс засмеялся.
— Дорогая моя Рета!
В его голосе и смехе было столько сарказма, что к этим трем словам ничего не надо было добавлять.
Они дошли до ворот Лоджа и повернули обратно. Оба вспомнили, как часто они так гуляли — под звездами, под луной, среди темных сумерек, переполненные любовью настолько, что не было сил расстаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68