«Нет, спасибо, дорогая», — до нее вдруг дошло.
— «Знания уходят, мудрость остается» — как сказал по этому случаю лорд Теннисон…
Не успела мисс Силвер закончить свою фразу, как Рета воскликнула:
— О, так вы и есть мисс Силвер Рэндала Марча?!
Мисс Силвер расплылась в благодарной улыбке.
— Он и его сестры были моими воспитанниками. Я рада сказать, что это переросло в дружбу. Вы знаете Марчей?
— Я училась в одной школе с Изабель и Маргарет. Они были большие девочки, я маленькая. Мисс Аткинсон всегда повторяла, что они хорошо воспитаны. Рэндал, конечно, был младше их, вроде меня. Теперь он главный констебль графства.
— Да. Недавно я имела удовольствие с ним обедать. Изабель вышла замуж за вдовца с детьми, чрезвычайно успешно. Как говорит мой опыт, поздние браки часто бывают счастливыми, в этом возрасте люди умеют ценить общество другого. Хотя Маргарет выскочила замуж в двадцать лет, но и у нее все хорошо.
Они еще немного поговорили о Марчах.
Домой Рета и Катерина шли вместе. В глубоких сумерках светились отдаленные желтые пятна окон с неплотно задвинутыми шторами в коттеджах на окраине Грина. Пройдя немного, Катерина с неожиданной страстью спросила:
— Рета, что тебе вчера сказал Джеймс? Он говорил обо мне?
Рета задумалась, но не нашла никаких причин, по которым следует придержать язык. Она сказала:
— Он спросил, не знаю ли я, в чем состояло соглашение между тобой и его матерью по поводу Гейт-хауса.
— И что ты сказала?
— Что я не знаю.
Катерина часто задышала.
— А еще?
— Он спросил про мебель.
— Что про мебель?
— Она тебе одолжена или подарена?
— И что ты сказала на это?
— То же, что и раньше, — я не знаю.
Катерина возбужденно сжала руки.
— Тетя Милдред отдала мне эту мебель, ты знаешь, что отдала, я тебе сто раз объясняла! Почему ты так не сказала?
— Потому что твои слова — не доказательство, — резко бросила Рета.
— Ты хочешь сказать, что не веришь мне… Если я говорю, что отдала, значит она и вправду отдала.
— Нет, я не это хочу сказать. Я имею в виду то, что говорю: твои слова — не доказательство.
— Какое еще доказательство тебе нужно!
До чего это похоже на Катерину — устраивать сцены из ничего! Уже не в первый раз Рета задумалась, чего же стоит старая дружба? Но если знаешь кого-то всю жизнь, и вообще живешь практически дверь в дверь со всей деревней, тебе ничего не остается, как обуздывать свой темперамент. Она сказала по возможности холодно:
— Это не мне нужно, а Джеймсу. Он хочет найти доказательство намерений его матери и спрашивал, не говорила ли она мне чего-нибудь.
— И что ты ответила? — сердито выпалила Катерина.
— Я сказала, что твоя мать говорила мне: «Я пускаю Катерину жить в Гейт-хаус. Я ей сказала, что она может жить в двух комнатах нижнего этажа, и полагаю, мне придется дать ей кое-что из мебели».
— Ну вот! Видишь? Что он на это сказал?
— Что это ничего не значит, — сухо ответила Рета.
— Ох! — Это был возглас ярости, за ним последовало короткое: — Это совершенно возмутительно!
Они были в центре Грина на узкой тропе. Рета остановилась.
— Катерина, разве ты не видишь, что нельзя так принимать Джеймса? Признай, что он вернулся. Он смотрит на это как на деловую передачу владения…
Катерина взвизгнула:
— Конечно, ты за него! Все это знают!
Рита вскипела, но сдержалась.
— Я не за него, я просто объясняю тебе, как он смотрит на вещи. Сопротивление всегда его только ожесточало. Хотя он очень изменился… Самое лучшее, что ты можешь сделать, — это выложить карты на стол и сказать всю правду.
— А ты думаешь, то, что я ему говорю, — ложь?
— Да нечто среднее, — откровенно сказала Рета.
— Как ты смеешь! — Катерина быстро пошла вперед.
Рета догнала ее.
— Ты сама меня спросила! Послушай, Катерина, какой смысл так продолжать? Ты знаешь, и я знаю, какая была тетя Милдред, — более того, Джеймс тоже знает. У нее были приступы деловой активности, но чаще всего она хотела, чтобы ее не беспокоили. Она была деспотом до кончиков ногтей и непостоянна, как флюгер. Если она тебе что-то давала, то в этот день считала это подарком, а на следующий уже не считала, или вообще об этом не задумывалась. Хочешь знать, что я думаю: я не верю в то, что она имела в виду отдать тебе эти вещи, среди которых есть очень ценные. Но Джеймсу я об этом не сказала.
— Еще скажешь.
— Нет. Он не спрашивал, а если бы спросил, я не обязана ему отвечать. Это всего лишь мои мысли.
Минуту-другую они шли молча. Потом Катерина схватила ее за руку. Дрожащим голосом она сказала:
— Я не знаю, что мне делать.
— Сделай, как я говорю — выложи карты на стол.
— Не могу.
— Почему не можешь?
— Не могу — он может вывернуть все наизнанку.
В голосе Реты появились утешительные нотки.
— Ну что он может сделать? Если его не злить, он, возможно, заберет самые ценные вещи, а все остальное оставит тебе.
Катерина в отчаянии сжала ей руку.
— Рета… лучше я все скажу тебе… дело гораздо хуже. Я… некоторые вещи я продала.
— О-о!
И Катерина затрясла руку Реты.
— Не говори «О-о!». Они были мои, я могла делать с ними что хочу, тетя Милдред мне их отдала, говорю тебе, отдала!
— Что ты продала?
— Несколько миниатюр, табакерку и серебряный чайный сервиз. За одну из миниатюр дали триста фунтов. Это был Козуэй, очень красивый, я была бы не прочь оставить его себе. А чайный сервиз был времен королевы Анны. За него дали очень много.
— Катерина!
Катерина оттолкнула ее.
— Не будь занудой, я же должна одеваться! Если кого и обвинять, то Эдварда. Он мне не говорил, что был по уши в долгах, он оставил меня без гроша! Теперь, я полагаю, ты побежишь к Джеймсу и все выложишь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68