Самой расспрашивать Лешу ей было боязно, вот она и спровоцировала на это новеньких.
– Провэрить надо, – тихо повторил Зураб.
– А как ты проверишь? – прошептала Матильда.
– Познакомлус и задам вопрос.
– Это как-то неловко такие вопросы задавать, – возразила Матильда, сидел ты или нет.
– Если деликатно, то можно, – шепнула Русико.
– А если он неправду скажет? Скажет, что не сидел, и все тут.
– Па лицу узнаем. Па лицу всэгда видно, когда человэк врот. Познакомь мена с ным.
Матильда тихонько пробормотала, что она сама еще с Лешей не познакомилась, и все трое умолкли, думая, как приступить к делу.
А Леша видел, как возбужденно они шепчутся, поглядывая на него, и думал: похоже, что он произвел впечатление во дворе даже более сильное, чем он сам предполагал. Как бы узнать, что говорят о нем старшие ребята? Может, порасспросить осторожненько этих троих, что сейчас пялятся на него? Это, пожалуй, мысль! Он повернул голову к ребятам и небрежно бросил:
– Эй! Давайте сюда!
Те переглянулись между собой и не двинулись.
– Ну, чего боитесь? Не съем! – сказал Леша.
Зураб, Матильда и Русико снова переглянулись и очень медленно двинулись к Леше. Медленно не потому, что боялись его, – просто их оторопь взяла от такой неожиданной удачи: оказывается, Тараскин сам не прочь с ними поговорить.
– Давно бы так! – процедил Леша, когда они подошли. – Не такой уж я страшный, как обо мне говорят. Я младших не трогаю. – Он сидел, развалившись на скамье, положив ногу на ногу, и, не поднимаясь, протянул руку Матильде. – Будем знакомы – Тараскин Алексей.
Матильда в свою очередь протянула ему свою вялую, как лапша, пятерню и негромко назвала себя. Зураб, наоборот, даже оскалил зубы от натуги, чтобы показать, какое у него крепкое рукопожатие.
– Зураб Григошвили, – отчеканил он. – А это моя сэстра Русудан.
Знакомство состоялось, после этого воцарилось довольно длительное молчание. Леша напряженно думал, как бы ему незаметно выведать то, что его интересовало, а остальные – о том, как бы приступить к разговору на волнующую их деликатную тему. Почувствовав, что молчание слишком затянулось, Леша стал задавать собеседникам всякие незначительные вопросы. Он спросил Матильду, давно ли она здесь поселилась, и та ответила, что они поселились тут первыми, что ее мама – управляющая этим домом. Зураб сообщил, что они переехали сюда только вчера.
– Вы что, с Кавказа? – спросил его Леша.
Русудан ответила за брата, что они родились в Тбилиси, но что уже восемь лет, как их семья переехала в Москву.
– Наш отэц – балшой спэциалист, – вставил Зураб.
Русудан пояснила, в какой области их отец является специалистом, но Леша пропустил это мимо ушей. Он все думал о том, как бы подвести беседу к тому, что говорят о нем старшие ребята. Занятый своими мыслями, Леша спросил Русудан, где они жили в Москве до переезда сюда. Русудан назвала какую-то улицу, после чего снова наступило молчание. И вдруг Зураб заговорил возбужденно, отчетливо, сильно повысив голос:
– А совсэм нэдавно мы на даче жили. Скажи, Русудан, да? – При этом он странно, как показалось Леше, взглянул на сестру, а та посмотрела на Зураба очень значительно и тоже заговорила громче прежнего:
– Да, на даче жили. На станции Турист по Савеловской дороге. А сейчас папа поссорился с хозяйкой тетей Пашей, и мы уехали. Хотели до конца августа жить, а теперь уехали. Зураб, да?
– Почему поссорились? – спросил Леша, все еще думая о своем.
– Патаму, что хозяйка тета Паша меня оклевэтала, – сказал Зураб.
Вот к такому заявлению Леша проявил уже некоторый интерес.
– Как это оклеветала?
– Она сказала, что Зураб огурцы у нее на огороде воровал, – пояснила Русудан, а Зураб продолжал еще горячее:
– Я ей говорю, этой тетэ Паше: "Зачем мнэ ваши огурцы, у моего отца хватит дэнег, чтобы сколько захотим огурцов купить", а она говорыт: "Нэт, ты воровал, на тебе еще желтая рубашка была".
– А у Зураба никакой желтой рубашки совсем нет, – подхватила Русико. – Отец сказал тете Паше: "Никогда в роду Григошвили воров не было, и я не позволю на своего сына клеветать". А потом сказал маме: "Собирай вещи, я за машиной поеду". И мы уехали.
Зураб прижал руку к сердцу и уставился маленькими черными глазками на Лешу.
– Ну, скажи, пожалуйста: это харашо, когда на человэка клевэщут? Я у нее ни одного агурца нэ трогал, ни одной морковки нэ взял!
– Ну, подло, конечно, – ответил Леша.
И тут опять воцарилось молчание. Брат и сестра поняли, что они слишком увлеклись рассказом о нанесенной Зурабу обиде и забыли о главном. Леша заметил, что Русудан переглядывается с братом, а Матильда очень настороженно поглядывает то на Зураба, то на Русудан. И вот Зураб снова уставился на Лешу маленькими глазками и проговорил сочувственно, почему-то понизив голос:
– Говорат, на тэбя тоже клевэщут.
– Почему клевещут? – не понял Леша.
– Говорят, что ты в колонии малолетних сидел, – сказала Русудан.
Леша опять-таки ничего не понял.
– В каких малолетних? – спросил он.
– Н-ну... прэступников, – пояснил Зураб.
Очень трудно рассказать о том, что почувствовал Леша, услышав такую новость. На некоторое время он впал в состояние какого-то оцепенения. Он посмотрел на своих собеседников и увидел, что все трое смотрят на него и ждут ответа в каком-то сильном напряжении: Зураб – плотно сжав губы и не спуская с Леши неподвижных глаз, Русико, наоборот, приоткрыв рот, а Матильда – прикусив нижними зубами верхнюю губу. Все это было так неожиданно, что Леша не сразу понял, какое это может иметь для него значение, но внутренний голос ему подсказал, что этим нельзя пренебрегать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62