Люди Христа на некоторое время получили передышку. Воспользовавшись этим, он отвёл их к обрыву, на запад от замка, приказал связать плащи и спускаться с кручи вниз. Сам он с молодым возглавил небольшую, довольно слабую человеческую цепь, что должна была прикрыть спускавшихся. Он знал: все спуститься не успеют.
И действительно, кто срывался (не держали обессиленные долгой сечей руки), кто падал на кромке воды не в состоянии подняться, кто тонул в стремительном течении Немана, закрученном сотнями водоворотов. И всё же кое-кто выплывал, спасался.
Христос знал: Лотр собирает своих наёмников в один кулак, чтобы раздавить последние силы восставших. Силы... Смешно было называть силами тех, что уцелели. Широкая заря разливалась на востоке. Люди ждали.
Лотр стоял в окружении своих возле ратуши. Всё ещё ревела дуда на звоннице, и ей вторили отовсюду стоны и крики: там добивали людей. Постепенно стягивались к ратуше шайки убийц, все словно опьяневшие, запятнанные своей и чужой кровью.
— Ну так что? — спросил Пархвер. — И что делать с теми?
— Сейчас пойдёте. — Улыбка Лотра была, как всегда, спокойной и благородной. — А с теми? Ну, что же. Его обязательно возьмите живым. Прочих — как хотите.
К нему подвели Анею и Раввуни.
— Скажите ему, чтоб сдавался, — приказал Лотр. — Иначе у него хватит глупости разбить голову, прыгнув с обрыва.
Анея молчала. За неё ответил Иуда:
— А удавитесь вы! Я был медником. Я изучал Талмуд и потому был бедняком, что изучал его не так, как все. Я даже пробовал торговать, и это были слёзы, цорес. Но я не торговал людьми. И им — не буду.
— Ничего, мы найдём способ, — пообещал Лотр. — А прочих убейте, Пархвер. Папа Николай Первый писал болгарскому царю Борису: «Пусть пастырь не убоится вершить убийства, если они могут держать его подданных в послушании либо подчинять их вере». Вы что-то сказали, бургомистр?
— Сказал. — Углями горели Устиновы глаза из-под скобки волос. — Я сказал: пастырь лютого стада, лютейший, нежели его пасомые.
— Что ж, неплохая похвала, — улыбнулся кардинал. — Идите, Пархвер. Капеллан был прав. «Убивайте! Во имя Бога, убивайте!».

Глава 51
«ВОТ ОТДАЁТСЯ СЫН ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ...».

Бросил пику свою ногою и пробил ему грудь.
Сага о Кухулине.

И все... смотря на него, видели лице его, как лице Ангела.
Деяния святых Апостолов, 6:15.
Юрась с последнею кучкой своих людей стоял в конце предмостного сада, там, где тот подступал к круче над Неманом. Всё сильнее полыхал восход, и каждый не мог не думать о том, увидит ли ещё солнце.
Что-то загорелось точкой в той стороне, где оно должно было взойти. Но это был огонь факела. Затем запылала ещё точка и ещё, и Христос понял, что передышке конец, что вообще всему конец. Поняли это и не успевшие спуститься. Человек сорок подошли и встали с друзьями, чтобы их не сразили, пока будут спускаться, или не подстрелили в спину во время отступления, чтобы умереть с честью.
Цепочка факелов полукругом приближалась к ним. «Кресты» не хотели, чтоб хоть какая-то мелкая рыбёшка спряталась и проскользнула сквозь их бредень.
— Кончено, — сказал Юрась. — Какой-нибудь евангелист написал бы, что настал час, вот отдаётся Сын Человеческий в руки сволочи. Бывай, брат. Бывайте, братья. Простите.
— Ты нам прости, — ответил кто-то. — Бывай... брат.
Молодой поцеловал Христа и вдруг ощутил какойто странный, влажно-солёный привкус на губах.
— Ты что?
— Тихо, — ответил Юрась. — Сделать я ни хрена не успел. Поздно. Жаль. Людей жаль. Земли этой. Она теперь, бедная, восплачет.
— Ничего, — утешил молодой. — Ничего.
Факелы всё надвигались и надвигались. Были уже видны залитые жидким багрянцем морды.
— Да что говорить. — Братчик поднял меч. — Бей их, хлопцы, в мою душу.
Кучка осуждённых бросилась на вражеский строй. Жестокая, последняя, забурлила сеча... Где-то далеко-далеко всё ещё голосила, голосила дуда. И враги собственными телами, всей своей массой прижимали и прижимали последних повстанцев к крутояру.
Христос чувствовал, что он словно заговорённый. Бросается, бьёт, рубит, падают вокруг друзья (люди Лотра начали расстреливать их из луков), валятся враги, а ему хоть бы кто царапину нанёс.
И это было хуже всего. Значит, хотят взять живьём. Глупости! Кто помешает ему броситься с обрыва вниз головой?
— Как на разбойника! — ревел он. — Вышли вы с мечами и кольём... взять меня... Так нате... нате... нате...
Он услышал вздох и оглянулся. Молодой с непомерным изумлением смотрел на оперённый конец стрелы, торчащий у него из груди.
...Когда солнце показало всем свой маленький красный краешек, над обрывом стоял уже только один Юрась. Ободранный, чёрный от копоти, с тяжёлыми от пыли волосами, забрызганный кровью, он крутил над головой меч, скалил зубы и был таким страшным, что никто не смел к нему сунуться.
— Сдавайся! — крикнул Босяцкий. — Иначе арканы бросать будем.
Христос грязно выругался.
— А рожна не хочешь, хряк? Тут камни внизу. Пока долечу до реки — разорвёт. Живым не возьмёте. Не дамся. Я вам не святая Цецилия, чтоб меня лапать.
— Взгляни, — сказал рыцарь Иисуса.
Вражеская цепь расступилась. Стража держала за руки Анею и связанного Раввуни с заткнутым ртом. Нагло усмехаясь, подошёл к женщине великан Пархвер, чёрный и смердящий от пота, как и все. Весело блестел синими глазами. Взял Анею за волосы — испуганно вздрогнули веки, закатились чёрные в синь глаза.
— Сейчас я её... при тебе, — хохотнул Пархвер. — Братьями будем.
Позже никто не мог сообразить, как это случилось, и меньше всех сам Юрась. Словно независимые от его воли, глаза заметили ножную пику рядом с трупом повстанца, тело сделало к ней молниеносный рывок, рука схватила и направила куда надо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155