Тот словно изучал омерзительное, но занятное животное. И хан сдержал себя:
— Тебе ли ожидать чуда, острозадый? Боги ваши заплыли золотом, как бараны жиром. Ты — Бог?
— Вроде того. Временно.
— Любопытно мне будет поглядеть, какая у Бога кровь.
— Христос достал нож и полоснул себя по руке. По запястью.
— Вот, — спокойно объявил он.
— Тц-тц-тц, — зацокал языком хан. — Как у всех.
— Как у всех. И добрая, и злая, когда обидят. Так что бери ты свои сорок тысяч гробниц для падлы и беги. Потому что я свою кровь могу показать, но не тебе проливать её.
Марлора закатил глаза. Он гневался все больше и больше.
— Вы — трусы, вы — люди. Мы гнали вас. Не помогут тебе твои чудеса, гнойный раб, сын собаки. Вскоре ты будешь верещать на колу, как уже один раз верещал в Иерусалиме, и ни люди твои, ни Бог твой за тебя не заступятся! Увидишь ты ещё позор и разорение земли своей! — В глотке у хана клокотало, мутной плёнкой затянулись глаза. — Вы не умеете защищаться. Ханы и муллы ваши дрожат, как медузы.
— Зато люд наш твёрд, как земля вот здесь. — И Христос постучал пяткой по заскорузлой курганной земле.
— Люди... Люди ваши тянут каждый в свою сторону. Нет и не будет у вас такого, как у нас. — Он привстал на колени и водил мутными глазами вокруг. — Вот, смотри! — И он хлопнул в ладоши. — Джанибек!
Сильный, не старый ещё джура сделал шаг вперёд. Не склонился, не рухнул в ноги, будто понимал, что его ждёт, и ведал, что перед этим все равны и даже он, джура, идя на такое, становится рядом с ханом.
— Да, наимудрейший, — спокойно, словно по ту сторону глядели ласточкины крылья глаз.
— Докажи свою преданность ханству и мне.
— Да, луноликий.
Поневоле холодея, сидели на склоне воины Христа и он сам. Джанибек спокойно отдал соседу лук, щит, раскрутил аркан, сбросил кушак, стащил кольчугу. Затем косолапо пошёл с кургана. Марлора глядел на него с гордостью, и ветер шевелил вуаль вокруг его мисюрки.
Джура сошёл в полной тишине. Снял кривую саблю-ялман, воткнул её рукоятью в землю. Сильно воткнул. И затем — никто и слова сказать не успел — бросился на неё животом, надавил, с силой проехал от расширения на конце лезвия чуть не до самого эфеса.
Клинок всё глубже входил в тело, и джура опускался. Христос вскочил, белый как бумага.
— Видишь ты, желтоухий?! — торжествовал хан.
Джанибек внезапно закричал, грызя землю:
— Не забудь меня в раю Аллаха, всеслышащий! Не обдели меня, когда приведёшь туда избранный свой народ!
Глаза хана сияли. Он подождал ещё немного и сказал соседу Джанибека:
— Хватит. Для него уже отворился Джаннат. Опусти ради друга саблю милосердия.
Тот неспешно пошёл по склону. Затем снизу долетел шелестящий удар.
— Ну, — обычным голосом продолжал хан.
Христос уже опомнился.
— Что ж, одним врагом меньше.
— Вот чем мы побеждаем, — оскалился хан. — Есть такое у вас? Может быть?
— Упаси Боже нас даже от побед, если они стоят на таком. Если у нас будут такие победы — это конец. Они у нас будут другими или никакими... А за это твой стан я сделаю владением ежей и болотом.
Спокойный гнев кипел в его глазах. Глазки Марлоры усмехались, лицо словно замаслилось.
— Тц-тц-тц. Нехорошо говоришь. А как же «врагов любить»? А закон твой что говорит? — Хан повернулся одной щекой: — Кто ударит тебя в правую щеку твою... — И Марлора, словно получив один удар, поворотил голову.
— Подставь ему и другую, — спокойно промолвил Христос.
— И вдруг — никто и глазом моргнуть не успел — нанёс хану сокрушительный удар в зубы. Лязгнули челюсти. Марлора покатился с кургана.
Крымчаки схватились за сабли. Но вокруг Юрася уже дрожали, наложенные на тетивы из оленьих жил, перистые стрелы.
— Вот так ты и будешь лежать, кверху воронкой, — объявил Христос.
Хан поднялся. Лицо его выпачкалось в земле, и нельзя было не ужаснуться, взглянув в его глаза. Джуры повесили головы, зная, что настал, возможно, их последний день, ибо свидетели позора не должны пережить позор.
— Эй, хан! — окликнул Христос. — Ты помни: нельзя играть с мягкой рысьей лапой. Не пугайся. Не тронем. Бери орду. Иди прямо на север. Я тебя жду. Я там недолго и один буду. Успеешь шкуру содрать — твоё счастье.
Люди начали спускаться с кургана к коням. Пятились.

Глава 33
МЕЧ И ЖАЛО

Татарове с большой данью шли... против которых... он, с малым людом выступивши, народ поганский за помощью Божьей нежданно поразил, и погромил, и дань поотбирал.
Хроника Белой Руси.

И истоптаны ягоды в точиле за городом, и потекла кровь из точила даже до узд конских, на тысячу шестьсот стадий.
Откровение Иоанна Богослова, 14:20.

Тяжко совестливому против течения плыть.
Хроника Белой Руси.
Дорога спускалась пологим склоном и входила в лес. Примерно посередине склона рос огромный старый дуб. Христос стоял под ним, задрав лицо вверх.
— Что, не видать? Тумаш!
В стволе дуба, на высоте пяти саженей, было дупло, а из него торчало круглое, с отвисшими щеками, лицо Фомы. Выпученные глаза ворочались. Казалось, в дупле сидит огромный пугач. И вот этот пугач свистнул.
— Появились. Катят сюда. Ты подбавь ходу. Если до пущи, до насыпи схватят — и Отец Небесный тебе не поможет. Одному плохо.
Юрась тронулся вниз по склону.
— Эй, Юрась, коней они погнали! Скорей! Скорей!
Юрась шёл медленно, как раньше. До леса от него было недалеко. До гряды — саженей двести пятьдесят.
И тут орда появилась на гребне гряды. Один всадник... Десять... Много, до жути много всадников. Словно вырос лес.
Фома в дупле напрягся (лицо стало как слива), стиснул кулаки и зажмурил глаза: он всё ещё часами испытывал свою веру, не мог забыть метеор. Затем раскрыл глаза — орда была на месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155