Это просто отговорка, не более. Так зачем же он туда ходил? Забрать что-нибудь другое? Что-нибудь, вовсе не забытое, но оставленное там специально? Завтра все они уедут в Лестер. Если он и впрямь припрятал там нечто, чего не хотел показывать здесь, то забрать это следовало как раз сегодня.
Более того, если все это правда, то что бы там ни припрятал Бенецет, спрятал он это во время наводнения, когда речная вода залила церковь и в полной суматохе все ценности перемещали в безопасное место. В ту самую ночь, когда Тутило совершил свою кражу и (увы, признала Даални) тем самым посеял и взрастил семя смертоубийства. Убийства, в котором сам Тутило не был повинен. Убийства, совершенного каким-то другим человеком, который тоже имел причину не допустить того, чтобы Альдхельм пришел в аббатство и рассказал о, событиях той ночи. Могла ли быть иная причина, заставившая кого-то убить ни в чем не повинного молодого человека, пастуха из соседнего манора за рекой?
Даални не спешила закончить со своим делом, так как не хотела упускать из виду Бенецета, покуда тот возится на конюшенном дворе. Ей, правда, пришлось сходить в странноприимный дом за малыми инструментами, и она сделала это со всею возможной поспешностью, и теперь, вернувшись на конюшенный двор, неторопливо упаковывала их, не сводя глаз с Бенецета. Младший из графских сквайров, заинтересовавшись сарацинским удом, который еще отец трубадура привез из крестового похода, подошел полюбопытствовать, и его присутствие послужило Даални отличным прикрытием для наблюдения за слугой и благополучно затягивало ее сборы, которые иначе завершились бы в течение часа, не оставив ей более повода находиться подле конюшни. Флейты и свирели не требовали особых хлопот, для ребека и мандолины имелись специальные дорожные сумки, впрочем, раму ребека все равно нужно было упаковывать весьма тщательно.
Время уже приближалось к полудню. Сквайры графа Роберта приготовили всю свою поклажу к тому, чтобы завтра с утра погрузить ее на повозку, и удалились в странноприимный дом, дабы не оставлять без внимания своего господина и прислуживать ему за обедом. Даални затянула последний ремешок и завязала седельную сумку, в которой были сложены флейты.
— Ну вот, я и закончила, — сказала она Бенецету. — А ты уже разобрался с упряжью?
Тот как раз выносил свои сумки, они были полупустые, — похоже, в них лежала кое-какая одежда, и все.
«А что под одеждой? — подумала девушка. — Наверное, он припрятал там что-то, пока я ходила в дом за ребеком и мандолиной».
Когда Бенецет повернулся к ней спиной, Даални как бы походя пнула ногой мягкую кожаную сумку, и внутри что-то тихонько звякнуло, как звякают друг о друга монеты. Но ведь в сумке не могло быть ничего подобного! Бенецет резко повернул голову, но девушка как ни в чем не бывало встретила его взгляд и невозмутимо спросила:
— Ну что, пошли обедать? Хозяин сейчас сидит за столом с Робертом Боссу, так что на этот раз тебе не нужно ему прислуживать.
Слушая рассказ Кадфаэля, Хью Берингар недоверчиво вертел в руках молитвенник и улыбался краешком рта.
— Я в ответе за свое графство, но ты же знаешь, что в аббатстве у меня нет власти. Я готов признать, что этот парень не убивал, чего, впрочем, я никогда и не думал. Твоих доказательств мне вполне достаточно, но, будь я на твоем месте, я не стал бы открывать всех обстоятельств даже Радульфусу, не говоря уже о Герлуине. Тут лучше и не соваться. Возможно, ты чувствуешь необходимость доложить о молитвеннике аббату, но я сомневаюсь, что даже он сможет освободить этого беднягу. Свидание с девушкой на сеновале лишь подольет воды на мельницу Герлуина, услышь он об этом хоть краешком уха. Это в любом случае грозит Тутило наказанием, худшим, чем наказание за святотатственное воровство. Я готов снять с него обвинение в убийстве, даже не имея другого подозреваемого, но это все, что я могу тебе обещать.
— Поступай как знаешь, — смиренно согласился Кадфаэль. — Но время не ждет. Завтра все они уедут.
— Как бы то ни было, — сказал Хью, вставая, — Роберт Боссу, со всеми его заботами о наследственных землях семьи Бомон в Нормандии и Англии, едва ли заинтересован в том, чтобы тащить с собой узника, которого в конце пути ожидает уготованный ему монахами ад. Я не особенно удивлюсь, если где-нибудь по дороге дверь его тюрьмы останется незапертой или охранник уснет на посту и погоня отправится в противоположную сторону. До Рамсея им ехать и ехать, — Хью вернул Кадфаэлю молитвенник, все еще заложенный соломинкой в том месте, где его открывал Тутило, когда молился на сеновале вместе с Даални. — Отдай его парню, он ему еще пригодится.
И Хью отправился на аудиенцию к аббату Радульфусу, а Кадфаэль остался сидеть, раздумывая о чем-то и теребя в руках потрепанный молитвенник. Монах и сам не понимал, что ему, собственно, в этом пронырливом парне, который пытался украсть их драгоценную святыню и по ходу дела дал толчок целой цепи событий, стоивших многим порядочным людям немалых тревог и несчастий, а одному человеку даже жизни. Разумеется, Тутило не повинен в этих несчастьях и даже не помышлял о них, но тем не менее он их сотворил и, видимо, будет творить, покуда занимается тем, чем ему не должно заниматься. Даже сама его страстная и искренняя набожность была вовсе не той природы, что соответствует принадлежности к монашеской братии. Ладно, спасибо и на том, что Хью снял с него обвинение в убийстве. В чем бы еще его ни обвиняли, включая его кражу, это уже не относилось к ведению королевского шерифа. Но дальше хрен редьки не слаще, ему придется перенести все то, что перенесли до него многие и многие глупые упрямцы, — отбыть покаяние, смириться со своей участью и в кротости жить сломленному, но в относительной безопасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82