— Делить постель мы с ним не договаривались, Ашанти!
— Вы в этом уверены, мадемуазель? — Приняв молчание Фелисити за ответ, служанка продолжала: — Он на это надеется. Даже если он не говорит об этом сейчас, то когда-нибудь задаст такой вопрос. И тогда вам не придется долго раздумывать над ответом.
— Не придется? Почему ты так считаешь? — Фелисити нахмурилась.
— Я вижу, как он смотрит на вас, мадемуазель, когда к вам приближается. Как будто где-то гремит тихий гром или вдали бьет барабан.
Фелисити ощутила неприятный холодок на спине.
— Он ничего от меня не добьется, Ашанти. Я этого не допущу.
— Будьте с ним осторожны, мадемуазель. Говорите мягко и приятно улыбайтесь. Никогда не спорьте и не вздумайте ему перечить…
Несмотря на неожиданный уход, на следующий день полковник ранним утром появился у дома Лафарга верхом на породистом гнедом жеребце. С собой он захватил молодую кобылу серой в яблоках масти, чья гордо изогнутая шея и великолепная стать свидетельствовали о предках арабских кровей. Где он мог найти такое прекрасное животное, оставалось загадкой до тех пор, пока Фелисити не вспомнила, как слуги говорили между собой о каком-то транспортном корабле с лошадьми для испанских офицеров. Она не могла отказаться испробовать норов этой кобылы, специально приведенной к ее дому, чтобы доставить ей удовольствие. И дело было не только в ее уговоре с Морганом Маккормаком — у Фелисити просто не хватило духу устоять перед соблазном конной прогулки. Поэтому, надев с помощью Ашанти костюм для верховой езды, она вскоре вышла на улицу.
Вернувшись домой, Фелисити вспоминала об ирландце с большей благосклонностью, чем раньше. За все время поездки он ни словом не обмолвился о причинах их встречи. Ему как будто хотелось лишь сделать ей приятное, завоевать ее доверие, заставить позабыть о внутреннем напряжении. Несмотря на одолевавшие ее подозрения, что он поступает так с определенной целью, Фелисити не могла не признать, что Маккормак умеет расположить к себе женщину, когда сам того пожелает.
Они проскакали по берегу реки, оставив позади отвратительные миазмы, наполнявшие ночной город, и наслаждаясь утренней свежестью. Лишь на обратном пути, когда солнце поднялось выше и удушливая жара заставила их повернуть назад, Морган вновь завел разговор о Валькуре. Выяснив, что у ее брата есть слуга по имени Дон, он решил взглянуть на него. Узнав, что Дон не умеет ни говорить, ни читать, ни писать, ирландец не успокоился и продолжал настаивать на встрече. Поскольку он все равно мог узнать имя нового хозяина негра у первого встречного, Фелисити не оставалось ничего, кроме как назвать его своему спутнику.
Она до сих пор не задумывалась, что у нее могут возникнуть неприятности с Валькуром. Если он остался в окрестностях Нового Орлеана и продолжал появляться в городе, он вполне мог узнать о ее отношениях с ирландским наемником. А так как он часто с негодованием отвергал любое проявление интереса к сестре со стороны мужчин ее круга и национальности, то как он должен отнестись к тому, что она предпочла им общество иностранного наемника?
В то утро в голову Фелисити не раз закрадывалась мысль о том, что, если Моргану Маккормаку стало известно об отношении к ней брата, он может попытаться воспользоваться сложившимся положением, чтобы выманить Валькура из его убежища. Впрочем, такой план вряд ли увенчался бы успехом. Отказавшись уйти с Валькуром из города, бросить отца и бежать во Францию, она дала брату повод умыть руки, так что он скорее всего не станет лезть в петлю ради нее. Однако он, очевидно, до сих пор не уехал и находится где-то поблизости, хотя явно готовится к отъезду, иначе зачем ему понадобилось продавать слугу? Фелисити не могла представить, чем мог заниматься Валькур, так же как и избавиться от охватившей ее тревоги.
После состоялась еще одна вечерняя прогулка с полковником Маккормаком, показавшаяся Фелисити вполне терпимой благодаря непринужденной, несмотря на некоторую напряженность, беседе. На этот раз он пришел к ее дому, затем, после прогулки, проводил девушку до самой двери. Она не пригласила его к себе, хотя в какую-то минуту ей показалось, что он был не прочь попросить ее об этом. Опасения Фелисити постепенно улеглись, поскольку Маккормак до сих пор ни единым словом или жестом не намекнул, что ждет от нее большего, чем ни к чему не обязывающее общение. Ей просто не хотелось допускать его на запретную территорию своей личной жизни, приглашать неприятеля в дом отца, в то время как он сам остается в тюрьме, куда его заключили по воле правительства, которому этот человек служит. Поэтому Фелисити не пригласила полковника войти.
Выражение его лица осталось непроницаемым, когда он откланялся, собравшись
уходить.
— Завтра утром я буду занят, — сообщил он, — поэтому мы не сможем поехать кататься верхом. Но вечером в городе собираются устраивать маскарад. Не окажете ли вы мне честь, согласившись пойти туда со мной?
Фелисити прямо посмотрела Маккормаку в глаза, неожиданно испытав благодарность за то, что он не потребовал ее присутствия в форме приказа, хотя вполне мог.
— Это вы оказываете мне честь, — улыбнулась она.
Приемы, вечера, балы-маскарады и прочие увеселения устраивали в Новом Орлеане довольно часто, однако это предпочитали делать зимой, начиная с ноября и кончая пасхальными днями, во всем подражая Парижу, диктовавшему законы жизни светского общества. То, что бал решили дать именно сейчас, свидетельствовало об охватившей город панике. Стремление устроить новым хозяевам хороший прием, задобрить их с помощью фривольных развлечений и веселой обстановки здешние жители унаследовали от предков-французов, на чьей земле в течение долгих веков одни завоеватели сменялись другими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129