– Отвлеките чем-нибудь ваших кузенов, пусть дадут матери передышку, – шепотом приказал он.Винсен воспользовался этим и побежал к Алену, участливо обнял его за плечи. Они были примерно одного возраста, понимали друг друга с полуслова и в своей тесной компании доверяли друг другу мальчишеские секреты. Даниэль не столь расторопно занял место между Мари и Готье, плохо представляя, как себя вести. В одиннадцать лет он оказался теперь самым младшим среди Морванов – его сестренка Бетсабе уже не вернется, – и он не представлял себя в роли утешителя. Но чего ему и в самом деле не хотелось, так это сердить отца. Ему сто раз повторяли, что отец много пережил за годы заключения, что гибель жены и дочери в Равенсбрюке стала для него такой трагедией, что ему потребуется много времени, чтобы снова стать собой, и поэтому все должны быть с ним ласковыми. Винсен с Даниэлем хотели быть ласковыми, но не знали, с чего начать. Замкнувшись в высокомерном молчании, Шарль за целый день мог не произнести и трех фраз, а его остановившийся взгляд светло-серых глаз был совершенно невыносим. У сыновей остались лишь смутные воспоминания о том, каким отец был до войны – старшие говорили, что очень веселым. Видя его теперешнего, в это трудно было поверить. Шарля все еще можно было назвать красивым мужчиной: правильные черты лица, мягкие блестящие светло-каштановые волосы, прямой нос, красивые глаза, – однако его портило выражение жесткости и циничная улыбка, от которой на впалых щеках появлялись две вертикальные складки.Едва они прибыли на кладбище Эгальера, как разразился ливень. Предусмотрительная Клара взяла с собой зонтик и раскрыла его, защищая Мадлен и ее черные вуали. Дети все теснее прижимались друг к другу, а священник поеживался под дождем у края открытого склепа. Морваны воздвигли склеп еще в прошлом веке: внушительных размеров, он был слишком строгий для своей эпохи. Тело Анри, согласно завещанию, перевезли сюда в 1918 году: он хотел покоиться вместе с родителями. Теперь, продолжая традицию, к нему присоединялся его сын, и Клара подумала, что, по логике вещей, следующей в этом семейном мавзолее будет она.Позади Морванов люди, несмотря на проливной дождь, оставались на месте, только мужчины надели на головы шляпы. Неподвижный, с непокрытой головой, Шарль стоял с тем же отсутствующим видом, одинаково равнодушный как к внезапному ливню, так и к могильщикам, опускавшим на ремнях гроб с телом брата. Клара поглядывала на него из-за платка, который держала возле рта. Сколько месяцев, сколько лет понадобится ее младшему сыну, чтобы вернуться к нормальной жизни? Снова стать тем красавцем мужчиной, обаятельным и веселым, о котором до войны так мечтали женщины? В конце концов, ему всего лишь тридцать шесть, он еще восстановится – и чем раньше, тем лучше для его детей. Клара тоже страдала: сначала потеряла мужа, сегодня хоронила старшего сына, но ведь, в конечном счете, воля к жизни неизбежно должна взять верх – надо только набраться мужества и объяснить это Шарлю.Дождь прекратился так же внезапно, как начался, радуга возвестила появление солнца, люди стали расходиться.– Дети хотят вернуться пешком. А нас ты подвезешь? – подошла к Шарлю Клара.Он кивнул, но не сказал ни слова. «Ситроен-15» Эдуарда был еще на ходу, и Клара регулярно доставала бензин на черном рынке. Здесь, как и во всем другом, она проявляла редкую находчивость.– Винсен, – вполголоса позвал Шарль.Сын, уже готовый уйти с кузеном Аленом, на минуту повернулся к нему.– Если тебе что-то понадобится, обращайся ко мне. Тон был спокойный, почти ласковый, но мальчик не обманулся. Все стало ясно: с этих пор в семье будет только одна власть. Пока Шарля не было, Клара заменяла его, она, в силу обстоятельств, даже заменила Юдифь, но с этим покончено: Шарль возвращается к своей роли. Винсен кивнул, потом немного постоял и неторопливо удалился.– Что-то он невеселый, – шепнул Ален уже за оградой кладбища.– Представь себя на его месте.– Может быть, но все-таки…Ален бросил взгляд через плечо, чтобы убедиться, что дядя его не слышит, потом закончил фразу:– Знаешь, он говорит, что мы все вернемся в Париж.– Ну и что?– Я не хочу никуда уезжать отсюда!Винсен удивленно посмотрел на брата. За время пребывания в Валлонге Ален сильно подрос. К тому же, он больше всех проводил времени на улице, ему всего было мало: и солнца, и свежего воздуха. Он лучше всех удил рыбу в потоках и строил хижины. Загорелая кожа подчеркивала золотистый оттенок янтарных глаз, а черные волосы придавали его внешности что-то цыганское. Ален вообще не походил ни на кого в семье: ни на родителей, ни на Клару…– Мама сделает так, как решит твой отец, – продолжал Ален с неприязнью. – И бабушка тоже.Он говорил «твой отец», потому что не знал, как называть совершенно чужого ему дядю. До войны он видел его только на семейных праздниках. Потом он превратился в офицера-в-плену-у-немцев, за которого каждый вечер надо было молиться, но Ален никак не мог четко представить его. А вернувшийся человек с обликом бесплотного призрака, скорее, пугал, чем привлекал.Винсен медлил с ответом: идея вернуться в Париж ему очень нравилась. Там американцы, девушки, можно ходить в лицей, в кино, и он уже сыт по горло этой жизнью в деревне, где ничего не происходит. Единственные немцы, каких они видели во время войны, – мужественные люди, переехавшие сюда из-за несогласия с гитлеровским режимом. В тринадцать лет Винсен мечтал совсем не о пении цикад, и Париж притягивал его как магнит. Он открыл, было, рот, думая, что Ален разделит его энтузиазм, но вовремя вспомнил, что кузен только что похоронил отца и не стоит в такой момент тревожить его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90