– Рано или поздно меня, наверное, убьют как строптивую рабыню.
– Что же она такого сказала тебе?
– Она сказала, что идет с тобой на прогулку и там позволит себя поцеловать, чтобы ты отведал поцелуй невинной девушки.
– Так. А что ты ей ответила? За что она ударила тебя?
Ларен пожала плечами, отводя взгляд от лица Меррика, предпочитая теперь смотреть на колосящийся ячмень:
– Да ничего особенного, что-то насчет того, что теперь она позволит тебе испробовать все на себе самой. Тут-то она и взъярилась.
– Да уж, пустяки! – расхохотался Меррик. – Ты дразнила ее, причем нарочно. Ты поступила дурно, Ларен. – Теперь и Меррик отвел взгляд в сторону, его заинтересовали разлапистые вершины сосен. – А я никогда не слыхал про единорога.
– Я же сказала, это волшебный зверь, из сказки.
– А на голове у него рог из чистого золота.
– Ну да.
Меррик помолчал с минуту, затем, поглаживая рукой ячменный колос, спросил:
– Ты рассказала занятную сказку. К тому же это ведь было испытание?
– Да! – теперь Ларен глядела прямо ему в лицо. – Я знаю, ты не дашь мне выкупить Таби, сколько бы серебра я ни накопила.
– Наконец-то ты это поняла. Я никогда не отпущу Таби.
– А когда Летта станет твоей женой? Меррик, подумай: она ведь возненавидит его уже за то, что Таби – мой брат.
– Пусть это тебя не тревожит. Больше Ларен ничего не пыталась сказать. Когда они добрались до середины ячменного поля, где не было других работников, Меррик поручил ей следить за птицами, которые проносились над головой.
– Не давай им клевать колосья! – велел он и прекратил разговор.
Ларен заметила, что неотрывно глядит на Меррика, против собственной воли следит, как он наклоняется и распрямляется, как движется сильное, крепкое тело, как блестит под полуденным солнцем покрывшаяся потом кожа. Ларен хотела его, она чувствовала сосущий голод внутри и понимала, что утолить этот голод способен один лишь Меррик. Надо взять себя в руки, перестать думать о нем!
Посреди дня Меррик отпустил Ларен поесть. Тучи уже исчезли, дождь, пролившийся утром, давно ушел к северу. Солнце весело пригревало. Ларен подумала о еде и внезапно обнаружила, что впервые за два года появились вещи, которые интересуют ее гораздо больше, чем еда. Быстрыми шагами она начала подниматься по тропинке на вершину утеса, нависавшего над заливом. Она уже несколько дней поглядывала туда, мечтая вскарабкаться наверх и поглядеть на великолепный морской пейзаж, однако понимала, что ее ноги еще слишком слабы для такого путешествия. Теперь се тело окрепло, Ларен шагала легко, поглядывая на солнце. Нельзя отлучаться с поля чересчур надолго.
И от Меррика ей не хотелось уходить. Она все время представляла себе его лицо, его улыбку, вспоминала, как он, смеясь, раздевался, как он вошел в нее, прижимая ее к себе, доставляя ей великое наслаждение до той самой минуты, как причинил ей боль, но и в этом не его вина, Ларен подвело ее собственное тело, еще не знавшее мужчины.
Она очень хотела Меррика, хотела его снова, и желание все нарастало. Когда она смотрела на него, то ощущала легкую судорогу, пугавшую и вместе ; тем ободрявшую ее. И все же она не настолько глупа, чтобы вновь позволить себе это удовольствие.
Тропинка становилась все круче, она была узкой, вся в расщелинах и обломках скал. Ларен дышала с трудом, проклиная свою слабость.
Она глядела вверх, на недалекую уже вершину, неотрывно смотрела туда, пока наконец не добралась до цели, задыхаясь и чувствуя колотье в боку. И все же она добилась своего.
Распрямившись, Ларен поглядела вниз. Вид на море оказался прекраснее, чем она могла себе представить. Узкий, глубокий залив многократно изгибался, то вдаваясь в землю, то резко поворачивая назад в море. Повсюду, насколько видел глаз, белая пена играла на темно-синих волнах. Ларен поглядела на поросшие соснами скалы по ту сторону залива, на не тронутую людьми землю, слишком неровную, со множеством обрывов, отвесно стекавшихся к воде, – там никто не пытался обрабатывать землю. Затем Ларен оглянулась на Мальверн, его плоскую, порой чуть холмившуюся почву, засеянную ячменем и хлебом. С высоты деревянная изгородь усадьбы казалась идеальной окружностью, заточенные колья изгороди проткнут грудь любому врагу, который осмелится сунуться в Мальверн. Строения рядом с большим домом тоже казались крепкими, надежными. К небу тонкой голубой струйкой поднимался дым, тут же растворявшийся в воздухе, и Ларен даже померещилось, будто она чует обед, который стряпает Сарла.
В глубине усадьбы она различала могильные курганы и храм. Она знала, что Меррик не раз уже побывал на могиле родителей, оттуда он возвращался домой притихшим, опустив голову, согнувшись. Она понимала, что он глубоко скорбит, но молчала – что она могла сказать ему? Она не могла поведать ему в утешение о том, как сама она утратила мать и отца, ведь тогда Меррик стал бы допытываться, кто они и как их звали. Ларен уже решилась вскорости рассказать Меррику обо всем. Он верно угадал: придуманная ею история была испытанием для него. Она хотела довериться Меррику, да у нее и не оставалось другого выхода.
Ларен опустилась на землю недалеко от обрыва и прислонилась к скале. Хотелось бы думать, что с Сарлой все обойдется, а вот у Летты, должно быть, болит кожа у корней волос. Потом ее мысли вновь обратились к Меррику. Интересно, часто ли приходят сюда влюбленные? Должно быть, часто. Глаза у нее смыкались.
– Я видел, как ты направилась сюда. Подождал, чтобы проверить, не последует ли за тобой мой брат, но он работает в поле. Так что за тобой пришел я.
Ларен слышала эти слова сквозь сон, словно издали, неприятный, самодовольный голос, но это же всего-навсего голос, он не может причинить ей вред или напугать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116