Была женщина, и у нее был другой, еще меньший ребенок,
он кормился грудью... И был мужчина. Костер. Его потеряли. Он кричал в
ночи и тьме, а ночь и тьма возвращали ему его крики. Ужас, блуждания и
тысячи плачущих ночных голосов. И голод. Потом вышло что-то из темноты и
подобрало его и унесло прочь. Кормило его, согревало его своим телом. А
днем играло с ним.
Другой из этих двоих был рожден - и он простыми наглядными жестами,
не допускавшими непонимания, изобразил картину человеческого рождения -
здесь, в Роркленде, и больше ничего не знал. Его мать? Он спокойно указал
на землю со слабым пожатием плеч. Его отец? Он обвел рукой вокруг себя.
Ломар размышлял о разнице между фактом и вымыслом. Перед ним были
"украденные дети" старых токских легенд. Утерянные дети. Во тьме
человеческое ухо не могло отличить плач ребенка от крика крайбэби... Но
рорки - _м_о_г_л_и _о_т_л_и_ч_и_т_ь_!!! Утерянные младенцы не были
съедены, их вырастили. Они встретили не жестокость, а доброту. Он
сопоставил это обращение с тем, которому подвергались захваченные молодые
рорки, и это сопоставление заставило его вздрогнуть.
Время от времени старый рорк поблизости стонал от боли и неудобства;
два роркмена - человека рорков - успокаивающе разговаривали с ним,
покачивали его. Для Ломара это было пугающе и отвратительно, но рорку явно
нравились прикосновения и слова людей. Очевидно, взаимоотношения между
ними были не простым симбиозом, но сути этого он не мог понять. Он
вспомнил свою мать на Старой Земле, играющую с котенком... нет, эта
параллель казалась неверной.
Если он был ошеломлен, то Норна пришла в ужас. Она цеплялась за него,
не понимая ни слова из того, что он пытался объяснить ей. Здесь был рорк!
Рорк! Никогда еще она не находилась так близко к рорку; но все же осталась
живой. Она не смотрела на рорка, зажала уши и дрожала, дрожала, дрожала.
Ее не удивило, что рорк говорил: все в диком Токленде знали, что
рорки умеют говорить, но это не делает их менее страшным. Наоборот.
- Давай убежим, - шептала она снова и снова. - Ох, давай убежим и
спрячемся... и спрячемся... Ранни...
Присутствие двух вновь прибывших не успокаивало ее. Они касались
рорка, разговаривали с ним, были одеты в шкуры рорка. Откуда можно знать,
что они люди? Может, они не настоящие люди, а рорки, которые с какой-то
злой целью обернулись людьми. _О_б_о_р_о_т_н_и_-_р_о_р_к_и_! Ломар видел,
как у него на глазах рождается еще одна легенда токов.
Положение не стало лучше, когда младший или меньший из двоих (его
имя, насколько мог произнести его Ломар, звучало как Н'коф) предложил ей
напиться. Она с дрожью отказалась, и он принял ее отказ так же спокойно,
как делал предложение. Хозяин предлагает гостю напиток, гость
отказывается, было бы невежливо хозяину как-то реагировать на это.
Наконец они ушли - Ран с Норной и Тан. Ломар каким-то образом
почувствовал, что их уход вызван необходимостью освободить старого рорка
от неудобства их присутствия, но он не был уверен. Постепенно
взаимопонимание улучшалось, но все равно многое оставалось неясным. Н'коф
будет ждать, пока не завершится процесс смены шкуры. Он и Тан объясняли,
зачем это делается, но Ломар не был уверен, делается ли это для того,
чтобы обезопасить беспомощного рорка от нападения, или чтобы просто
составить ему компанию, или по какой-то другой причине.
Итак, они втроем отправились на север. Тан никак не комментировал
страх Норны перед ним, но шел с другой стороны от Ломара и на некотором
удалении; он не пытался ни подойти ближе к Норне, ни заговорить с ней.
Двигались они теперь медленнее: Ломару было ясно, что главная причина,
заставлявшая их спешить, теперь не существовала. Погода стала мягкой, а
Тан знал столько мест, где можно отыскать пищу - здесь тайник со
съедобными орехами, там фруктовое дерево или пещера с грибами или пруд, в
замерзшей воде которого спала рыба, - что они больше не голодали.
Они медленно шли, останавливались для еды, восхищались открывающимися
перед ними видами. Но больше всего они разговаривали. У них было о чем
поговорить: они говорили с трудом, хотя постепенно трудности уменьшались.
И каждый час их медленного путешествия по заснеженным холмам и прогалинам
с увядшими от мороза краснокрылками, под огромными древними деревьями
Ломар благодарил побуждение, из-за которого он не убил лежавшего перед ним
беспомощного рорка. Ибо Тан не был философом-пацифистом, не был он и
дикарем-вегетарианцем. Его дубина сокрушала черепа рипов, осмелившихся
подойти слишком близко, и, метко брошенная, сбивала немало дичи.
Постепенно Ран понял, что не их человеческое общее происхождение, как
он вначале считал, не сделало Тана их врагом. Тан был ближе к рорку, чем к
людям. Ран не убил рорка, когда мог это сделать, и теперь Тан был если и
не другом, то проводником и попутчиком. Ран припомнил старую истину о том,
что "ребенок", выросший среди волков, становится "волком", разумеется - не
физически, а умственно. Насколько же это было верно по отношению к Тану и
ему подобным? Он ходит прямо, а не на четвереньках... Тан был не
единственным воспитанником рорков. Ни он, ни Ран Ломар не представляли,
сколько существует таких "подкидышей". Точно так же никто не знал, в каком
возрасте нашли самого старшего из подкидышей. Но, очевидно, некоторые из
них должны были уже уметь говорить.
Их разговоры оставляли очень много неясного в представлении о рорках,
об их человекоподобных качествах и особенностях, об отношении между ними и
людьми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50