— Это, кажется, закономерный конец для вора и мучителя своей жены. Вы так не думаете?
— Вор и мучитель жены? Мистер Эмерсон?
— О, и больше того, шериф. Гораздо больше.
— Что же может быть еще хуже?
— А как насчет убийцы? Видите ли, он убил миссис Эмерсон и их младенца-сына.
— У вас есть доказательства этого?
— Да, их тела находятся в его доме. Но не в этом доме, где живет он, а в другом, где жили его жена и дети. Я думаю, что доктор Гудэйкер, освидетельствуя их тела, возможно, до сих пор еще там.
— Нет, это не является доказательством.
— Вам недостаточно двух мертвых тел? Какие же еще доказательства вы хотите?
— Для доказательства нужен свидетель, который мог бы подтвердить ваше заявление об избиении мистером Эмерсоном своей жены, милорд.
Мгновенно милые детские лица Александры, Виктории и Элизабет пронеслись у Прескотта перед глазами. Он был абсолютно уверен, что они видели, как Эмерсон, ударив кулаком и сбив на пол их мать, продолжал бить ее ногами, но он не мог сказать об этом Пенхалигану. Они были еще совсем малышками и за один день прошли через столько испытаний, что хватит на целую жизнь. И теперь он уже никак не мог попросить их свидетельствовать против своего отца.
Возможно, когда они подрастут, и им будет легче понять трагичность данной ситуации, но не сейчас…
— Так, значит вы говорите, что два мертвых тела, мое слово и показания доктора — этого еще не достаточно?
— О, для меня — да. Это звучит достаточно убедительно для меня, милорд, но ведь я не судья. Уж если мы заговорили об этом, то я даже не являюсь присяжным заседателем. Но я знаю, что наши английские суды уделяют большое внимание наличию существенных доказательств.
— Да, неважно.
Эти чертовы судейские системы! Прескотт знал, что должен быть способ не только наказать Эмерсона, но и быстро упечь его за решетку, чтобы он не смог больше причинять людям зла. И тут его осенило:
— Вы еще можете сомневаться в том, что он убийца, зато, наверное, не может быть никаких сомнений в том, что он — вор. И прежде, чем вы спросите меня, есть ли у меня доказательства, я отвечаю вам — есть! Это очень существенные доказательства. У меня в замке есть учетные книги и журналы с его почерком, которые свидетельствуют, что он годами прикарманивал себе деньги Рейвенс Лэйера, — он махнул рукой на дом позади него. — Этот дом и все, что есть в нем, по праву принадлежит мне.
Пенхалиган взглянул на дом и, различив едва прикрытый одеждой силуэт женщины с пышными формами, стоящей в дверном проеме парадного входа, лукаво спросил:
— Все, милорд?
Увидя любовницу Эмерсона, с испугом смотревшую на него, Прескотт решительно покачал головой.
— О, к черту, нет! Она его, а не моя.
— А-а, понятно.
— Так вот, я пытался это дело уладить по-хорошему, шериф. Я действительно пытался. Когда обнаружил, что он занимается воровством, я дал ему возможность вернуть мне украденные деньги. Да вернее не мне, а Рейвенс Лэйеру. Я предложил ему продать все добро, купленное на них, и даже предоставил ему для этого времени больше, чем достаточно. Но похоже на то, что эта свинья по-прежнему продолжает купаться в роскоши, не собираясь платить мне ни одного медного цента.
— Понятно, — сказал Пенхалиган, глубокомысленно кивая головой. — Так Ваша светлость желает подать жалобу на Эмерсона?
— Жалобу? Вы смеетесь надо мной? Я хочу бросить этого жалкого негодяя в тюрьму до конца его жизни, вот что я хочу.
Пенхалиган как-то замялся и отвел взгляд.
— Я боюсь, что это будет невозможно, милорд.
— Почему невозможно?
— Потому, милорд, что у нас в деревне нет тюрьмы.
— Нет тюрьмы?
— Да, милорд.
— А как насчет Сент Кеверна? Там-то есть тюрьма?
— Нет, милорд. Она была там. Но, к несчастью, сгорела дотла в прошлом году, а горожане еще не смогли собрать деньги на то, чтобы построить новую.
— Нет тюрьмы? — он в недоумении схватился рукой за голову. — Будь я проклят. Я никогда не слышал о месте, где бы не было тюрьмы.
— Теперь вы знаете такое место, милорд.
— И куда же вы деваете всех преступников, которые нарушают законы?
Смущенный отсутствием в деревне сооружения для содержания преступников, Пенхалиган откашлялся и тихо сказал:
— Мы помещаем их под домашний арест, милорд.
— Домашний арест?
— Да, милорд.
Мысль о том, что человек, совершивший столько преступлений, будет продолжать жить с привычным для него комфортом, возмущала Прескотта до глубины души.
«Что за чертово место», — подумал он. Внезапно его мозг лихорадочно заработал — домашний арест, дом. Рейвенс Лэйер — это замок. Очень, очень старый замок.
— Придумал, — сказал он с самодовольной ухмылкой. — Я знаю идеальное место, куда можно поместить этого жалкого негодяя.
— Милорд?
— Он может находиться под домашним арестом с другими крысами в моей темнице.
— Темнице Вашей светлости?
— Вот именно, Пенхалиган, в моей темнице. Давайте-ка, помогите мне.
Когда Прескотт наклонился и за шиворот поднял потерявшего сознание Эмерсона на ноги, шериф поспешил ему на помощь.
— Но, милорд, темницу Рейвенс Лэйера не использовали веками. Там, должно быть, просто ужасные условия.
— Вы видели ее?
— Да. Однажды, когда я был еще мальчишкой, мы с приятелями пробрались в темницу, чтобы взглянуть на нее. Это такое ужасное место!
Когда они перебросили обмякшее тело Эмерсона через спину лошади, Прескотт спросил:
— И там много пауков, не так ли?
— Да, а также кандалов и цепей на стенах и других приспособлений, которые я не осмелюсь упомянуть.
— Мне это нравится. Эмерсон должен почувствовать себя там, как дома.
Часом позже Прескотт устало поднимался по подвальной лестнице, стряхивая паутину с камзола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97