— Увитую миртом! Да, генерал!— Маркиза! По правде говоря, брак, который вы устраиваете, кажется мне несколько рискованным. Ведь вы не станете отрицать, что это ваших рук дело?— Чем же он рискованный?— Вашей племяннице всего семнадцать лет.— Ну и что?— Она слишком молода для человека, которому сорок один год.— Сорок.— Сорок один! Не говоря уже о том, дорогая маркиза, что в тысяча восемьсот восьмом или восемьсот девятом году ходили слухи о связи графа Рапта и госпожи княгини де Ламот-Удан.— Молчите, генерал! Не пристало людям нашего круга говорить друг о друге подобные гадости.— Нет, люди нашего круга позволяют себе подобные предположения лишь мысленно. Однако перед вами, маркиза, я размышляю вслух. И я не счел необходимым в разговоре с вами взвешивать каждое слово. Позвольте мне еще кое о чем с вами переговорить.— О чем же?— Я ни за что не поверю, что вы взяли на себя труд приехать с улицы Плюме на улицу Варенн с единственной надеждой завербовать на свой бал никудышнего танцора.— Почему же нет, генерал?— Знаете, маркиза, говорят, что главная мысль женщины заключена всегда в постскриптуме ее письма.— И вы хотите знать, каков постскриптум моего визита?— Это мое самое горячее желание.— Понимаю: вы хотите сказать, что мой визит затянулся, и вежливо упрекаете меня за него.— Это будет первый упрек вам за всю мою жизнь, маркиза.— Берегитесь! Вы льстите моему тщеславию!— Тогда это будет единственный ваш недостаток.— Ах, генерал, этот комплимент словно исходит из покоев Людовика Пятнадцатого.— Как вам будет угодно, лишь бы мне узнать, откуда исходит ваше предложение.— Я вижу, вы еще более недоверчивы, чем принято думать.— Послушайте, дорогая маркиза! Я имею честь видеть вас у себя не часто. В первый раз вы пришли, чтобы поведать мне о тайне, которая весьма тронула бы меня, если бы я мог в нее поверить: что граф Рапт, родившийся ровно год спустя после смерти бедного маркиза де Латурнеля, появился на свет ровно через девять месяцев после того, как я послал вам свой первый букет.— За девять или десять месяцев до того, дорогой генерал.— Девять или десять месяцев спустя, дорогая маркиза.— Сознайтесь, что вы с удивительным упрямством пытаетесь омолодить наш союз!— Сознайтесь, что вы с необычайным упорством пытаетесь его состарить!— Это вполне естественно для матери.— В таком случае, дорогая, какого черта вы так долго тянули и не принесли мне раньше благую весть о наивысшем счастье, которым наделило меня Провидение: у меня появился наследник в такой момент, когда я этого меньше всего ожидал!— Генерал! Есть на свете такие вещи, в которых женщине признаться совсем не легко.— Но которые, однако, вырываются у нее словно бы невзначай, когда мужчина, которому она не решалась об этом сказать лет этак тридцать семь или тридцать восемь, оказывается вдруг, в результате непредвиденного стечения обстоятельств (как, например, принятие закона о возмещении убытков), владельцем состояния в миллион двести тысяч франков.— Вы не можете не признать, дорогой генерал, что с моей стороны было бы неделикатно сообщить вам о том, что у вас есть сын, когда вы были лишены состояния. Эта новость огорчила бы вас, ведь вы ничего не могли оставить сыну, кроме имени, — очень громкого, благородного, но и только.— Маркиза! Видимо, вы пришли, как полтора года тому назад, как год назад, как полгода назад, чтобы убедить меня в том, что наша связь имела место в тысяча семьсот восемьдесят шестом году, тогда как я уверен, что это произошло в тысяча семьсот восемьдесят седьмом. Скажу вам следующее: вчера я подписался на «Искусство выверять даты» и провел сегодняшнюю ночь за выяснением точной даты первого букета, который я вам послал, и…— … и…— … и получается, что мой брат-корсар или мой племянник-художник, хоть я и считаю их недостойными чести носить мое имя и унаследовать мое состояние, унаследуют и мое состояние и мое имя. С вас довольно, маркиза?— Нет, генерал, потому что я пришла не за этим.— Какого же черта вам нужно? — вскричал генерал, впервые позволив себе проявить нетерпение. — Может, вы хотите, чтобы я на вас женился?— Признайтесь, между нами, что вы были мной по-настоящему увлечены и, если бы такое предложение было вам сделано, в нем не было бы для вас ничего удивительного.— Признаю между нами, но только между нами. Так вы в самом деле пришли за этим? Зачем же вы сразу не сказали?— Что бы вы на это ответили?— Что мне отнюдь не претит мысль умереть старым холостяком, тогда как я испытывал бы глубочайший стыд, если бы умер идиотом.— Утешьтесь, генерал, я пришла не за этим.— Тысяча чертей!.. Ах, прошу прошения, маркиза; но поистине вы и святого, одной ногой стоящего уже на пороге рая, способны лишить вечного блаженства.Когда у генерала вырвалось ругательство, он вскочил с кресла. Теперь он зашагал по комнате.Наконец он остановился перед маркизой и продолжал:— Однако, если вы пришли не за этим, всемогущим Богом вас заклинаю объяснить: зачем вы все-таки явились?— Ну, я вижу, придется приступить к этому вопросу, — проговорила пожилая дама.— Приступайте, маркиза, идите на абордаж, умоляю!— Сейчас вы говорите совсем как ваш братец!— Мы будем говорить о моем братце-корсаре, маркиза?— Нет.— О чем же?— Вы, конечно, слышали, что граф Рапт…— Опять вы о нем!— Позвольте мне договорить… Он был вызван к королю.— Да, маркиза, я об этом что-то слыхал.— Вы не знаете, с какой целью?— Предположим, что не знаю.— Чтобы назначить нашего дорогого сына…— Вашего дорогого сына!— … министром!— Я обескуражен, хотя этому верю.— Почему вы этому верите, хотя обескуражены?— Credo, quia absurdum Верую, потому что абсурдно (лат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38