)

.— Что это значит?— Я жду продолжения вашего рассказа, маркиза.— Во время этой встречи его величества с графом Раптом много говорили о вас.— Обо мне?— Да. Надобно сказать, дорогой генерал, что, если в вас голос крови молчит, он говорит в сердце несчастного мальчика.— Маркиза, я сейчас разрыдаюсь.— Кровь не просто говорит в нем, она вопиет!— И что же обо мне говорили во время этой встречи? — Что вы единственный человек, достойный портфеля военного министра.— Знаете, маркиза, пора заканчивать. Я жду к ужину, ровно в шесть, своего племянника, и если только вы не окажете нам честь своим присутствием…— Вы очень добры, дорогой генерал. К ужину я непременно должна быть у брата: сегодня обсуждается брачный договор Регины и…— … вашего дорогого графа Рапта! Не смею вас задерживать, маркиза. Всего два слова, я подхожу к конечной цели. Если закон пройдет, господин Рапт может считать себя министром. А чтобы закон прошел, вам не хватает тридцати — сорока голосов: вы пришли попросить меня отдать свой голос, а также голоса моих друзей.— Ну, а если бы это и в самом деле было конечной целью моего визита, — пропела маркиза, — что бы вы сказали?— Я бы искренне сожалел, что у меня всего один голос, а не сто, не пятьсот, не тысяча: я все их отдал бы против этого закона, отвратительного, на мой взгляд, ужасного и — что еще хуже — абсурдного!— Послушайте, генерал, — вскричала маркиза, тоже забывшись, — вы умрете без покаяния, это говорю вам я!— А я вам обещаю, что будет так, как я сказал.— Возможно ли? Ради того, чтобы сыграть злую шутку с человеком, которого ненавидите, хотя должны были бы его, наоборот…— Маркиза, не испытывайте мое терпение, прошу вас!— Вы готовы принять сторону либералов? Да знаете ли вы, что, если бы произошла революция, жители предместий, якобинцы и санкюлоты уготовили бы вам роль господина де Лафайета? Вы посмотрите на себя: у вас же седые волосы!.. О, если бы Куртене поднялись из могилы, хотела бы я послушать, что они сказали бы, когда бы увидели, что их имя носят корсар, якобинец и художник!..— Маркиза! — вскричал взбешенный генерал.— Оставляю вас, генерал, оставляю. Но утро вечера мудренее, и я надеюсь, что завтра вы перемените свое мнение.— Чтобы я переменил мнение?! Ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю, ни через сто лет! Таким образом, маркиза, раньше этого срока приходить бессмысленно!— Вы гоните меня, генерал? Меня, мать вашего…— Монсир Петрус Эрпель! — отворяя дверь, доложил Франц.Часы пробили шесть. V. БЕСЕДА ДЯДЮШКИ С ПЛЕМЯННИКОМ В полумраке коридора показался Петрус.— Входи, входи! — пригласил генерал. — Ах, черт подери, ты явился как нельзя более вовремя.— А мне показалось, что вы не нуждались в подкреплении, генерал, — заметила маркиза. — Если бы вы пришли пятью минутами раньше, господин Петрус, ваш дядюшка подал бы вам прекрасный урок галантного обращения с дамами.Маркиза сопроводила свои слова несколько фамильярным кивком, относившимся к молодому человеку.— Эге! Вы знакомы с моим племянником, маркиза? — удивился генерал.— Ну да! Слух о его таланте дошел и до нас. Моя племянница Регина пожелала заказать господину Петрусу свой портрет. Вы можете гордиться, генерал, — прибавила старая дама высокомерным и в то же время насмешливым тоном, — что в вашем семействе есть человек такого таланта!— Я этим действительно горжусь, потому что мой племянник — один из самых порядочных молодых людей, которых я знаю. Честь имею кланяться, маркиза.— Прощайте, генерал. Поразмыслите о цели моего визита. И расстанемся добрыми друзьями.— Ничего не имею против того, чтобы расстаться, маркиза. А добрыми друзьями — это уже другое дело.— У-у, солдафон! — проворчала маркиза, направляясь к выходу.Не успела за ней затвориться дверь гостиной, как генерал, не отвечая на вопрос племянника о здоровье, стал яростно дергать шнур звонка.Прибежал Франц.На нем уже не было ни креста, ни нашивок: он строго соблюдал воинскую дисциплину.— Ви звониль, мой генераль?— Да, звонил. Ступай к окну, дурачина! Франц отправился, куда было приказано.— Я ест на место! — доложил он.— Открывай, болван! Франц отворил окно.— Выгляни на улицу. Франц высунулся из окна.— Я смотреть, мой генераль.— Что ты видишь?— Ничего, мой генераль. Темно как в патронташ!— Смотри лучше!— Я фитеть карет, мой генераль.— Что еще?— Тама сашать карет… та, который вишел отсюда.— Ты знаешь эту даму, не правда ли?— К мой несчастье, генераль!Франц намекал на свое понижение в чине.— Так вот, Франц: если она захочет меня увидеть, ты скажешь, что я на Марсовом поле.— Ja, мой генераль!— Хорошо! Теперь запри окно и ступай вон!— Мой генераль ничего больше не приказать?— Черт возьми, конечно! Приказываю тебе наказать повара шпицрутенами!— Слюшаюсь, мой генераль! Однако у двери он остановился.— А если он спрашивать, почему шпицрутен, что я сказать?— Ты ему скажешь: «Потому что уже пять минут седьмого, а ужина на столе нет».— Жан не финофат, что ужин не ест на стол, мой генераль.— Значит, виноват ты. Ступай к Жану, чтобы дал шпицрутенов тебе.— Я тоже не ест финофат.— Кто же?— Кучер госпоша маркие.— Этого только не хватало, чтобы помирить меня с маркизой!— Он вошель на кухня, с собака под мышкой; собака маркие воняль мускус, из-за этот запах соус свернулься.— Слышишь, Петрус? — с трагическим видом вскричал генерал, повернувшись к племяннику.— Да, дядюшка.— Запомни навсегда, что маркиза заставила твоего дядю ужинать в четверть седьмого! Ступайте, господин Франц. Получите крест и нашивки не раньше, чем через три месяца.Франц вышел из гостиной в состоянии, близком к отчаянию.— Кажется, визит маркизы вас расстроил, дядя?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38