Я видела, как его испытывают другие, — иногда, когда я разговаривала с отцом, он вдруг переставал слушать и устремлял взгляд в пространство, и лицо его сияло, ибо в эти мгновения с ним пребывал Святой Дух. Ее голос прервался.
— Я этому завидовала. Когда я была моложе, я каждый день часами молилась, прося Бога, чтобы он дал мне почувствовать, хотя бы на мгновение, духовную связь с собою. Но все было напрасно: разум мой верил, а сердце по-прежнему оставалось пустым.
Ужасная ирония состояла в том, что окружающие, узнав о том, сколько я молюсь, сочли это свидетельством моей глубокой набожности. А когда мне предложили руководить молельней, а я отказалась, все решили, что я очень скромна. Наверное, следовало сказать правду, но мне было легче продолжать притворяться такой, какой меня считали другие. Я поступала самоотверженно и праведно, и это помогало мне казаться себе самой и остальным цельной и настоящей. Но после того, как я встретила вас, все мои фальшивые претензии на праведность развеялись одна за другой, и теперь от них ничего не осталось. Я больше не знаю, кто я. Я уже не чувствую себя настоящей — я чувствую себя обманщицей, подделкой.
Она и не подозревала, что он встал и подошел к ней, пока его рука не погладила се спутанные волосы.
— Для меня вы очень даже настоящая, Клер, хотя вы и не такая, какой себя считали. — Его пальцы начали массировать ее судорожно напряженную шею. — Вам понадобится время, чтобы узнать, какая вы на самом деле. Старое должно умереть, чтобы дать место новому, а это болезненный процесс. Хотя в конце концов вы будете счастливы, я сожалею о своей роли в том, что с вами произошло. Я знаю, это звучит противоречиво, но поверьте: желая погубить вашу репутацию, я тем не менее никогда не хотел причинить вам боли.
Она прижалась щекой к его руке, думая о том, как странен этот разговор. Оказывается, оба они перестали чувствовать гнев и пришли к одному и тому же — печальному смирению.
— Вы ни в чем не виноваты, Никлас. То, что сделали мне вы, бледнеет перед тем, что сделала с собою я сама. И мне ужасно стыдно за то, что я пыталась сделать с вами. — Она сделала попытку улыбнуться. — теперь я понимаю, почему Господь сказал: «Мне отмщение, и аз воздам». Когда мщение берет на себя простой смертный, все очень легко может пойти не так.
— Между мужчинами и женщинами часто все идет не так, — сказал он с легкой иронией в голосе. — Удивительно, как это род человеческий до сих пор не вымер. У животных спаривание не встречается с такими трудностями — ведь в отличие от людей животные не думают.
Быть может, в этом и состоит ее проблема — она чересчур много думает. Она вздохнула.
— Не знаю, с какой стати я взяла и выболтала вам о себе все самое плохое. Должно быть, для того, чтобы хоть как-то искупить свое непростительное поведение.
Он сжал ее руку.
— Я весьма польщен, что вы выбрали меня в наперсники. Перестаньте казнить себя, Клер — ваши прегрешения незначительны. Они порождены растерянностью, а не злым умыслом.
— В моем возрасте женщина не должна настолько терять здравый смысл.
Он на мгновение отошел от нее, затем вернулся и набросил ей на плечи свой фрак.
— Идите спать. Я здесь все приберу. Никто не узнает о том, что… почти случилось.
Даже теперь это было для нее важно — что никто не узнает. Она по-прежнему не могла заставить себя поднять голову и посмотреть ему в лицо, однако почувствовала облегчение, увидев, что он опять надел свои бриджи. Чем больше барьеров будет между ними, тем лучше.
Она выскользнула за дверь и босиком побрела по коридорам спящего дома. Свеча ей была не нужна — почти полная луна достаточно ясно освещала путь.
Только добравшись до своей комнаты, Клер вдруг обнаружила на внутренней стороне бедер кровь. Из ее горла вырвался истерический смешок. Значит ли это, что она уже не девственница? Можно ли быть девственницей частично? Никлас наверняка знает ответ на этот вопрос, но она и представить себе не могла, как заговорит с ним на столь интимную тему, хотя именно из-за него она была теперь девственницей только наполовину.
Клер сделала полотняную прокладку, чтобы та впитала в себя кровь. Надо же, какая ирония судьбы — возможно, теперь ее уже на законных основаниях можно считать падшей женщиной, а между тем она даже не получила от своего падения того наслаждения, о котором толкуют. Она завернулась в одеяло и свернулась калачиком на сиденье, устроенном под окном. Ложиться в постель ей не хотелось, она чувствовала себя слишком взвинченной.
Нехотя, как бывает, когда пробуешь языком больной зуб, она мысленно вернулась к тем безумным мгновениям, когда для нес перестало существовать все, кроме страсти. И задрожала, когда ее снова захлестнула волна желания.
Впервые в жизни она поняла, как страсть может заставить человека забыть о чести, приличиях и здравом смысле. Ведь когда это случилось с ней, ей даже не пришло в голову, как это нелепо и как вульгарно — лишиться девственности па бильярдном столе. Если бы не внезапная, неожиданная боль, она и Никлас были бы сейчас любовниками.
Хотя замужние женщины иногда туманно намекали при ней, что потеря невинности сопровождается болью, Клер всегда предполагала, что эта боль незначительна и быстро проходит. По-видимому, в этом отношении женщины отличаются друг от друга: одним бывает больнее, чем другим. Должна ли она радоваться тому, что ей было очень больно, так как это спасло ее от последней, непоправимой глупости? А может, надо не радоваться, а сожалеть? Возможно, она была бы сейчас куда счастливее, если бы окончательно свернула со стези добродетели;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149