Потом друзья заговорили о людях и местах, неизвестных Лизетт, и она, извинившись, удалилась в дамскую комнату. Возвращаясь оттуда, Лизетт услышала, как американец сказал:— Она потрясающая женщина, Грег, но ты ведь рисковал, не так ли? Как я слышал, на территории действия режима Виши многие французские девушки проявляли благосклонность к немцам.Лизетт подумала, что Грег ударит собеседника, но он только сурово сказал:— Никогда больше не смей так говорить о моей жене и ее стране! Ты ничего не знаешь о французах и о том, что им пришлось пережить! Боже мой, когда я думаю, сколько выстрадала из-за немцев Лизетт… они сожгли ее дом… она одна похоронила родственника, убитого ими…Приятель Грега смутился.— Я же не знал этого. «Ньюсуик» публиковал фотографии французских девушек, которые сотрудничали с немцами. Потом им публично обривали головы. И таких было много. Они развлекались, пока мы рисковали жизнью, освобождая их. Вот и все.Жилы вздулись на шее Грега.— Никогда так больше не говори! — угрожающе прорычал он. — А теперь убирайся к черту!— Ладно-ладно, не горячись. Чертовски много американцев погибло, вытаскивая Европу из дерьма, в которое она сама себя загнала. И, встречая европейца, я просто хочу знать, на чьей он был стороне во время войны.Терпение Грега иссякло, он шагнул вперед, но его приятель поспешно ретировался.Лизетт задрожала. Ей пришлось наблюдать отвратительную сцену, как тогда, в Байе, в день рождения Доминика.Обернувшись, Грег увидел, что жена потрясена, и быстро подошел к ней.— Не обращай внимания на болтовню этого кретина. Он ни черта не знает о том, что происходило в Европе.— Ничего… Я все понимаю.Но на самом деле Лизетт не понимала, что имел в виду Грег, рассказав, как она одна похоронила родственника, убитого немцами. Лизетт похоронила только Дитера. И Грег сам разрешил ей сделать это. У нее закружилась голова.— Пойдем пообедаем где-нибудь, — предложил Грег, увидев, что перебранка привлекла к ним внимание посетителей галереи. Лизетт кивнула и через силу улыбнулась, но настроение было испорчено. Она представила себе, что было бы, если бы «Ньюсуик» поместил на своих страницах и ее фотографию. С каким ужасом и отвращением Грег рассматривал бы ее!Спустя две недели они отправились с Центрального вокзала в трехдневное путешествие в Сан-Франциско. Когда поезд отошел от перрона, Грег с тревогой посмотрел на Лизетт. В глазах ее застыло странное, испуганное, почти затравленное выражение. Может, жену опечалило, что они покидают Нью-Йорк?— Мы вернемся сюда, как только пожелаем, — заверил ее Грег. — Поэтому не стоит огорчаться.— А я и не огорчаюсь. — Лизетт взяла мужа под руку. — Уверена, что полюблю Сан-Франциско, да и Доминику понравятся солнце и море.— Поезд, во всяком случае, ему уже нравится. — Улыбаясь, Грег указал на Доминика. Мальчик радостно смеялся в переносной колыбели.Лизетт повернулась и стала смотреть в окно. Она не лукавила, сказав, что не огорчается, однако до сих пор не находила подходящего объяснения той внутренней тревоге, которая все нарастала в ней после той злополучной встречи в картинной галерее. Лизетт чувствовала себя виноватой, поскольку скрыла от мужа самый важный период своей прошлой жизни, точнее, обманула его. Люк был прав, убеждая ее рассказать Грегу всю правду, но тогда она не сделала этого, а сейчас уже слишком поздно. Лизетт позволила Грегу считать чужого сына своим, и теперь ей оставалось лишь все оставить как есть. * * * В Чикаго они пересели на другой поезд и продолжили путь по просторным равнинам в направлении Денвера и Скалистых гор.— Это моя Америка, — радостно говорил Грег. — Она нравится тебе, дорогая?— Да, она прекрасна, — искренне сказала Лизетт. Прекрасна… высокие горы с покрытыми снегом вершинами… Однако ее одолевала тоска по дому, по цветущим лугам, по обдуваемым ветрами мысам Нормандии.На следующее утро Скалистые горы остались далеко позади и вновь потянулись равнины.— Уже подъезжаем, дорогая, — возбужденно объявил Грег, и Лизетт поняла его радость. Он приближался к дому, где его ждали родители, сестра. А Лизетт охватил страх, и она приложила все силы, чтобы подавить его. Семья Грега… теперь это и ее семья. Ослепительно сверкавшие лазурные воды Тихого океана подействовали на Лизетт умиротворяюще. Она прижала сына к груди.— Ты готова, дорогая? — спросил Грег, когда поезд остановился.— Да.Стоял прекрасный декабрьский день, ярко светило солнце. Лизетт надела белую шелковую блузку, светло-серый костюм, подчеркивающий ее тонкую талию, на шею повязала шарфик. Наряд дополняли серые замшевые туфли на высоком каблуке. Из ювелирных украшений на ней было кольцо с розовым бриллиантом и двойная нитка черного жемчуга, принадлежавшая бабушке Лизетт. Выглядела она потрясающе: стройная, очаровательная… истинная француженка.— Не волнуйся, они полюбят тебя, — заверил жену Грег, заметив, что она встревожена.Семья Грега встретила Лизетт очень приветливо. И страх перед тем, что родные Грега не одобрят его скоропалительный брак, моментально исчез.— Как мы рады наконец-то познакомиться с тобой! — Мать Грега крепко обняла Лизетт. — Добро пожаловать в Сан-Франциско, дорогая! Добро пожаловать домой!Это была высокая, чуть полноватая женщина с твердым подбородком и сияющими глазами. Конечно, она мечтала не о таком браке для сына, но, раз уж Грег влюбился именно в эту девушку, Изабель была готова любить невестку и поддерживать ее.Едва она увидела Лизетт, все ее сомнения рассеялись. Изабель уже не думала о том, разумно ли поступил Грег, женившись на француженке, которую почти не знал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115