Когда первый солнечный луч упадет на тебя через великую арку Стоунхенджа, целый год будешь окружена и защищена всесильным белым светом вселенной.Проходя мимо кладовой, Фолкон де Берг услыхал серебристый смех Джезмин.– Если поедем верхом, нас, конечно, догонят, – произнесла она.– Почему бы не взять маленькую лодку и не отправиться на Эйвон, собирать рогоз и водяные лилии? Никто не заподозрит, что мы хотим попасть в Стоунхендж.Фолкон тут же решил любыми путями быть в Стоунхендже раньше их. Он надеялся, что Джезмин не участвует в жертвоприношениях живых существ – подобные обряды были противны его натуре.Было еще совсем темно, когда Фолкон де Берг привязал коня в рощице, зеленевшей примерно в миле от Стоунхенджа. Длинные ноги легко несли его, и перед рассветом Фолкон уже добрался до древнего круга друидов; повинуясь непонятному инстинкту, он взобрался наверх и улегся на плоской каменной арке. Женщины появились, когда солнце только вставало на горизонте. С высоты своего наблюдательного пункта Фолкон мог проследить весь их путь от реки. На Эстелле был странный наряд, украшенный спереди символами четырех природных элементов – человека, животного, растения и минерала, а сзади – символами четырех стихий – земли, воздуха, огня и воды. Джезмин надела свободную мантию, вышитую цветами подсолнечника. Зрелище было красочное, яркие лучи превращали одеяние девушки в чистое золото. Фолкон наблюдал, как госпожа Эстелла поставила внучку на какое-то точно определенное заранее место и, к его изумлению, отступила и сняла с нее мантию. Обнаженная Джезмин застыла неподвижно, ожидая, пока на нее снизойдут божественные силы. Фолкон, словно завороженный, не мог отвести шгляда от самого прелестного в мире видения. Глаза его были прикованы к тому месту, откуда раздваивались ноги. По обеим сторонам холма Венеры, чуть повыше золотистых завитков, виднелись две крошечные родинки, одна напротив другой, обладающие нолшебной силой притягивать взор к соблазнительному треугольнику, и хотя Фолкон пожирал глазами все ее тело, взгляд его снова и снова возвращался к потайному местечку. Он знал, что такие родинки иногда называют ведьмиными метками, а у Джезмин их было сразу две.Внезапно солнечный луч прорвался сквозь арку, облив девушку неестественным неземным сиянием. Распущенные, падавшие до бедер волосы загорелись расплавленным золотом. Послышалось монотонное бормотание Эстеллы:– Впитывай силу... великую силу... свет и тепло... Солнце, дающее жизнь всему на земле... приносящее радость, здоровье и счастье...И на глазах Фолкона словно наполненное переливчатым сверканием покрывало окутало девушку; поздух вокруг нее будто сгустился. Она была залита нестерпимо ярким солнечным светом, как если бы ее аypa и аура солнца слились. Потом светило подняпось выше, и старуха вновь накинула на Джезмин мантию прежде, чем ее успела коснуться тень огромного камня.После ухода женщин Фолкон еще долго лежал на камне. Джезмин так не походила на других женщин! Прекрасная, чистая, ангелоподобная, совершенная... Он мечтал о ней почти каждую ночь и грезил наяву днем. Она будила неведомые доселе ощущения в душе и теле. Между ее бедер покоился редкий цветок; овладеть ею – словно проникнуть в глубь лотоса и отыскать бесценный нефрит. Предвкушение обладания и невыносимо долгое ожидание терзали нервы. Последнее время Фолкон постоянно находился в состоянии чисто физического возбуждения – он все время хотел Джезмин, и все напоминавшее о ней вызывало новый прилив желания – запах, голос, мысль... Его постель никогда еще не была так пуста, и все же прикосновение простыни к телу действовало как любовное зелье. Почему-то Фолкон твердо знал – ее объятия, словно магическое зелье, заставят почувствовать себя полубогом.Этот день был самым длинным в году, и после ужина Фолкон попросил Джезмин погулять с ним по саду. Девушка, конечно, знала, что перед ее отъездом в Лондон де Берг постарается побыть с ней наедине, и предполагала, что мужское самолюбие вынудит его диктовать невесте правила поведения, которым та должна неуклонно следовать во время долгой разлуки. Джезмин твердо решила не выходить из себя. Она будет покорной, ласковой, попытается выказать сожаление, заверит, что станет тосковать. Конечно, оказавшись в Лондоне, Джезмин собиралась делать все, что ей захочется!На сад спустились сумерки. Длинные тени легли под деревьями, ласточки носились над землей в поисках зазевавшихся мошек, аромат цветов разливался в воздухе. Близость девушки вновь растревожила Фолкона, и он с трудом сдерживал желание уложить ее на мягкую траву.Они остановились, встали лицом к лицу. Фолкон так много хотел сказать ей, миллионы слов любви, сотни признаний, нежных клятв, жаждал украсть тысячу поцелуев, коснуться мягкой, как лепестки роз, кожи, но вместо этого лишь выдавил:– Двор – опасное место, Джезмин, не позволяй злу запятнать себя. Я счастлив думать, что ты еще не знала мужчин.Протянув руку, он осторожно, двумя пальцами, взял душистую прядь и, вздрогнув от мгновенно пронзившего чувственного ощущения, сжал в ладонях прелестное личико и наклонил голову, чтобы приникнуть губами к ее розовому ротику.Она поборола желание вырваться и заставила себя отдаться страстному поцелую, мысленно повторяя, что не мешает немного оттаять и выказать покорность, особенно если после сегодняшней ночи впереди ждут долгие месяцы свободы.Фолкон оторвался от ее губ и прижал девушку к сердцу. Загрубевшие пальцы бережно гладили изящные контуры щек и скул. Волшебство сада перенесло их в благоухающий рай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148