Плохо, что я не могу записать это на магнитофон. Интересно было бы узнать, имеет ли этот язык свою систему, или это просто набор случайных звуков.— Тазло, пожалуйста, не надо! Ты меня пугаешь! Ты… ты даже говоришь не по-своему!— Действительно, — признал О'Лири. — На самом деле меня зовут Лафайет О'Лири. Но не пугайся, я не опасный.— Тазло, не надо! — прошептала Сисли. — Вдруг Уизнер Хиз тебя услышит?— Кто это?— Тазло, Уизнер Хиз — смотритель Таллатлона! Он может не понять, что ты просто бредишь, потому что ударился головой! Он может всерьез принять твои речи, будто ты кто-то другой! Вспомни, что случилось с Фуфли Ханом!— Боюсь, я забыл. Что случилось с бедным стариком Фуфли?— Они… Они заставили его слушать пение до умопомрачения.Лафайет прищелкнул языком:— Сисли, если уж кто высидит на концерте королевской филармонии Артезии, то никакой другой хор ему не страшен. — Лафайет сел и ощутил острую боль в пояснице. Эта боль начиналась где-то в воздухе фута на два выше и влево от лопатки. Он повернул голову и увидел кипу белых повязок, из которых торчали довольно грязные золотисто-коричневые перья.— Как… вы все здесь?— Кто? — тревожно спросила Сисли. — Тазло, надеюсь тебе не мерещатся невидимые враги?— Я говорю об этих чертовых крыльях, — ответил Лафайет. — Мне снилось, что я летел по воздуху легче легкого, а потом разбился о верхушку дерева. Затем последовало нечто вроде нападения плотоядных голубей, потом появился человек-птица и… и это все, что я помню. — Он потер голову. — Смешно, сейчас мне следовало бы уже проснуться и хорошенько повеселиться по поводу всего этого.— Тазло, ты бодрствуешь! Разве ты не видишь? Ты здесь, в Таллатлоне, со мной!— А до того как я начал летать, — продолжал Лафайет, хмурясь от напряжения мысли, — я был изолирован на вершине горы. Совершенно явная символика, отражающая мое ощущение изоляции вкупе с проблемой. Понимаешь, я нашел Главный Референт — разновидность прибора вероятностных энергий, думаю, украденного из Центральной. Я ужасно намучился, пытаясь добиться разговора с властями…— Тазло, забудь об этом! Это был просто страшный сон! Теперь ты проснулся! Ты совсем поправишься, как только заживет твое крыло!— Я считаю, что если восстановить все события сна сразу же после пробуждения, то можно зафиксировать его в сознательной памяти. Итак, надо подумать: в пещере находился человек — это было привидение. Он был, пожалуй, под чарами, если не учитывать, что логическая часть моего мозга сохранила нечто под названием STASIS POD, чтобы все рационализировать. Предположим, он олицетворяет Мудрость. Но факт его нападения наводит на мысль, что у меня скрытый страх перед непознанным.— Тазло, может, нам выйти на солнышко, чтобы рассеялись эти нездоровые фантазии…— Постой, это же очень интересно. Я и не знал, что можно проводить самопсихоанализ, разбирая собственные сны! Я всегда думал, что верю в Науку, а на самом деле она меня подспудно пугала! Так, теперь посмотрим: был еще старичок, похожий на ангелочка. Он нашел меня, когда я упал с утеса, принес меня домой и накормил роскошным завтраком, — Лафайет улыбнулся при воспоминании.— Тогда даже не казалось странным, что у человека, живущего в травяной хижине, полный холодильник гастрономических продуктов.— Ты голоден, Тазло? У меня прекрасный большой булфрут, только что сорван.— Конечно, отчего бы и нет? — Лафайет довольно улыбнулся девушке. — Я могу попробовать все, что в этом сне, включая тебя… — Он поймал ее руку и нежно поцеловал в губы.— Тазло! — Сисли взглянула на него, и было ясно, что она приятно удивлена. На близком расстоянии он видел бархатисто-гладкую поверхность ее щеки, длинные ресницы, обрамляющие светло-зеленые глаза, и пушистые кудрявые перья на гладком лобике.— Ты хочешь… ты правда хочешь…— Хочу чего? — рассеянно спросил Лафайет, впервые замечая грациозные белые крылья, закрывающие Сисли словно сверкающим плащом из перьев.— Ты хочешь жениться на мне!— Подожди минуточку, — улыбнулся Лафайет, — с чего ты это взяла?— Но ты… ты же поцеловал меня, да?— Ну, конечно, а кто бы это не сделал? Но…— О, Тазло! Это самый чудесный миг в моей жизни! Я должна сейчас же сказать папе! — Она вскочила — изящное миниатюрное существо, сияющее от счастья.— Погоди минуточку… давай не будем никого вводить в этот сон. Мне нравится именно так, как есть!— Папа будет так счастлив! Он всегда мечтал об этом дне! Я на минуточку, мой самый дорогой, я сразу вернусь. — Сисли повернулась и исчезла. Лафайет неуверенно встал, помычал от боли в перевязанном крыле, поковылял за ней и… налетел на твердую стену. Он отступил, ощупал грубо отесанную поверхность дерева в поисках двери, в которую вышла Сисли.— Она должна быть здесь, — пробормотал он. — Я видел ее собственными глазами, или уж хотя бы теми глазами, которыми пользуюсь сейчас… — Но несколько минут поиска не привели ни к какому результату: стена была сплошной.— Мой мальчик! — раздался за спиной свистящий носовой голос. О'Лири пришел в смятение: посреди комнаты стоял угловатый морщинистый древний старик. На лице его светилась беззубая улыбка.— Моя малышка только что сообщила мне счастливую новость! Поздравляю! Я, конечно, согласен, милый юноша! Приди в мои объятия! — Старик бросился вперед, чтобы обнять Лафайета, который с недоумением уставился поверх лысой головы старика на пару молодцов с рельефными бицепсами, которые молча появились и встали возле Сисли Пим, скрестив руки на груди с выражением скуки и снисходительности.— Папа сказал, что церемонию можно провести прямо сегодня вечером, Тазло! — воскликнула Сисли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55