Да и что могут значить слова, когда свалилось такое горе?
— Я буду бродить около вашего дома, — сказал он. — Если надо — ты покричи, меня, а я сделаю, что смогу…
— Нет! Нет! — Нафиса испуганно отшатнулась — Курэзэ накличет на нас еще больше не счастья!.. Он выгнал албасты, он может позвать его обратно!.. Жди меня у Балхизы-инэй … Я прибегу туда…
6
Огонь в чувале не бушевал, не плевался на земляной пол яркими брызгами, а лишь облизывал черные головешки красными, начинающими синеть языками.
Прибрав в доме, Фатхия поставила перед курэзэ большую деревянную чашку, наполненную доверху пахучим, сочившимся от жира мясом.
Курэзэ ел медленно, тяжело двигая челюстями, изредка закрывая глаза и причмокивая от удовольствия. Лицо его блестело от пота, в черной и растрепанной, как веник, бороде застывали капли жира. Он облизывал тонкие пальцы, запивал мясо крепким бульоном и, наконец, насытившись, привалился спиной к стене, вытянул ноги и рыгнул.
— Слава всемогущему аллаху, — подняв глаза к потолку, проговорил он. — Подай-ка мне вот ту щепку…
Старик взял лучинку с шестка, курэзэ отщипнул от нее тонкую палочку и долго ковырялся в зубах, обнажив красные десны.
Фатхия поставила на скатерть самовар, и курэзэ пил чашку за чашкой, шумно отдуваясь, пыхтя, морща нос с бисеринками пота.
Гайзулла начал вдруг что-то бормотать во сне, бредить, и Хайретдин снова бросился к нему. Курэзэ тоже подошел к мальчику, стал что-то нашептывать и сплевывать через левое плечо. Потом положил в головах мальчика топор, а в ногах нож. Достав из кармана клочок бумаги, он разорвал его на две части, написал на них что-то карандашом и прилепил бумажки над дверной притолокой и у окна.
— Это чтобы албасты не вернулся, — пояснил он с важностью. — Вот еще, сунь ему под мышки бэтэу. — Курэзэ протянул Хайретдину треугольный амулет и поправил на мальчике бешмет. — Какие синяки под глазами… Я говорю, чуть не погубил ты сына. Хорошо еще, что лицо цело. Может быть, тут и не албасты вино ват, а горный дух… Разозлился, наверное, что золото стронули с места. Смотри, старик, как бы не случилось большой беды, ведь ты не вернул хозяину горы золото…
Хайретдин побледнел и стал нервно дергать без того редкую бородку.
— Ну, да ничего, — продолжал курэзэ, — мог дыхание лечит лучше, чем дыхание самого ишана Хэзрэта. Вот увидишь, месяца через три-четыре мальчик будет бегать, как ни в чем не бывало, если будет на то воля аллаха!
— Аминь, да сбудутся твои слова! Последнюю козу не пожалел бы, вынес на гору и принес бы в жертву, а мясо отдал нищим, только бы поправился сын! Один ведь он у меня…
— Не беспокойся! Поправится! Мой отец еще и не таких бесов изгонял!
Курэзэ сел, посмотрел на Фатхию, которая, не поднимая головы, пряла в углу, на маленькое тусклое окошко. В одном углу брюшина прорвалась, и заходящее солнце ярко светило в маленькую дырочку.
— Эх, жизнь! Оглянуться не успеешь, как день уже убежал за гору, а вечер высовывает голову из речки… — проворчал курэзэ.
— Мать, не поставить ли самовар? Что-то пояс ослабел, — сказал старик жене.
Фатхия положила пряжу Нафисы к себе в подол.
— Пойди поставь, да долго не возись, — велела она дочери.
Нафиса вышла в сени, прикрывая лицо кончиком платка.
Курэзэ оторвал задумчивый взгляд от окна и опять повернулся к старику:
— Ты слыхал, как Султан, дед Давлеткужи-бабая, женился на албасты? Так вот, мой покойный дед тоже был очень грамотный и образованный, вроде меня. Встречает он как-то этого Султана и видит, что высох человек, пожелтел, только кожа да кости остались. «Ай-хай, сосед, плохи твои дела, не албасты ли к тебе пристал?»— говорит мой дед, а уж он-то в таких делах еще лучше меня разбирался. Ну, Султан отпирался сначала, а потом и рассказал все без утайки. — Курэзэ почесал в бороде, глаза его хитро заблестели. — А дело было так: как-то пришел Султан из деревни к себе на хутор — а жил он тогда один, скот пас, — пришел и видит, сидит в его дворе женщина в русском зипуне и рысьей шапке. Посмотрела на Султана и бежать — юрк в дом! Султан за ней, а в комнате пусто, вроде нет никого. Искал, искал, наконец, нашел ее за чувалом. Тут стала она умолять: «Разреши мне у тебя остаться, только чтобы никто об этом слыхом не слыхал». Посмотрел Султан — отчего не разрешить? Женщина красивая, и по хозяйству поможет. И стали они жить вместе. В доме полный достаток, всегда чисто прибрано, чувал побелен, и каждый день баранья похлебка, а женщина еще и вышивать умеет, и шить — сшила ему десять рубашек, и два новых камзола, и тулуп, а откуда материю брала — неизвестно…
— Как та змея, что тоже в девушку превращалась, — вставил Хайретдин, вспомнив старую легенду.
— То само по себе, а это само по себе. Ты слушай! Пожили они немного, она и говорит: «Поедем посмотрим мои родные места». Посадила его на себя, велела закрыть глаза и полетела. И летели, видать, над скалами, так что все ноги камнями ободрал до крови. Открыл Султан глаза и видит — все блестит от золота, не найдешь ни черного, ни белого камня, ни земли, ни песка — сплошь вместо камней чистые самородки валяются! А кругом молодые девушки, стройные, как твоя Нафиса, в бархатных халатах и камзолах, расшитых золотом, красиво так расшитых цветами, птицами разными, и даже монисты сплошь из золотых монет. Смотрит Султан, аж глазам больно от блеска, а жена ему наказывает: «Ты здесь постой, я пойду мать навещу. Только смотри, без меня на золото не зарься, на девушек не заглядывайся, а то плохо будет» — и ушла. Вот и думает Султан: «Если взять один, совсем маленький кусочек, никто и не заметит.» Только наклонился, руку протянул, а духи как зашумят, как забегают — кто, мол, крадет наше золото?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133