– И ты, Брут! Так-то ты любишь своего папочку.
– Глиссе, знаете, мне кажется, вы были бы очень добрым, хорошим отцом.
– Ха! – Он отступил на шаг. – Вы так думаете?
– Да. Коты, конечно, очень славные, но, по-моему, вам просто нужна настоящая семья. Особенно – парочка ваших маленьких копий, которые не мяукали бы, а по-французски называли бы вас «папочкой».
Он повел глазами, бровями, приосанился.
– Я подумаю об этом, пока буду готовить кофе. Надеюсь, мои мальчики не дадут вам скучать?
– А потом вы поиграете мне на гитаре?
– О! Непременно. Сочту за честь усладить ваш слух.
Он скрылся за стеллажом. Коты навострили уши, шумно попрыгали на пол и с поднятыми хвостами, обгоняя друг друга, понеслись за ним. Я стала стряхивать с черного костюма светлые волоски – свидетельства звериной симпатии.
– А, жрать так сразу к папочке, – долетел голос Глиссе.
– Вам помочь? – громко предложила я.
– Отдыхайте! Спасибо! – отозвался он и выглянул из-за стеллажа. – Или вас интересует кухонный интерьер?
– Там так же стильно, как и здесь? – Я осталась в кресле. – Наверное, вам помогал Жишонга?
– Ни в коем случае! Он ко мне даже не заходит. У него аллергия на котов. Да и за услуги он попросил бы столько!.. О, минуточку. – Глиссе опять исчез за стеллажом.
– Тогда мои комплименты. Я не ожидала, что у вас так. Но неужели Жишонга не мог помочь просто по-дружески?
– За «спасибо» он не поможет даже Жан-Пьеру, уж на что они близкие друзья. – Глиссе появился с подносом, на котором стояли две чашки, конфетница и тарелочка с круассанами. Он был уже без сюртука, в белоснежной рубашке и расстегнутом бархатном жилете. Ворот рубашки тоже был расстегнут. – Извините, что я снял пиджак. А то он весь в Сиано.
– Без него вы выглядите даже гораздо романтичнее для игры на гитаре. Кстати, это был сюртук. Не стесняйтесь, я знаю названия мужской одежды. Ставьте поднос сюда, – я показала на стеклянный столик, – и скорее несите гитару.
Он поместил его на столик, подкатил столик ко мне. Прищурился и промурчал:
– Подозреваю, что миледи сама владеет гитарой.
– Нет. Тогда я уж догадалась бы насчет ваших ногтей.

Глава 22,
в которой капучино

– Просто изумительный кофе! Я ведь выпила и вашу чашку. А как вы играете на гитаре! Чудо! Знаете, я как-то и не задумывалась, что на гитаре можно сыграть «Лунную сонату».
– Все, что угодно. Гитара – великий инструмент.
– Просто потрясающе! Как вы это делаете? Столько звуков! Как будто целый оркестр!
– О, я польщен… Миледи, вы… А можно, я вам спою?
– Вы еще и поете?
– Ну довольно дилетантски… Но вы все-таки позволите?
– Конечно. Пожалуйста!
– Это очень старинная песня. Музыка… такая, – он заиграл, совсем чуть-чуть касаясь струн своими длинными ногтями, – как будто лютневая. Будут очень наивные слова, но она все-таки дошла до нас из времен провансальских менестрелей… – И тут где-то зазвонил телефон. – Простите. – Глиссе нехотя отложил гитару, встал, подскочил к стеллажу, отодвинул стекло и, извлекая телефон, виновато пожаловался: – Ничего нельзя оставлять снаружи, мальчики все сносят на пол. – Снял трубку. – Да-да, здесь. – И протянул ее мне. – Это вас. Сале.
– Слушаю. – Я поднесла трубку к уху.
– Мадемуазель де Ласмар… то есть доктор Брэбьи! Простите. Так неудобно. Но дело в том…
– Что еще случилось, Сале?
– О… Ну вы же знаете про мои мигрени… А я вчера опять не успел за рецептом… И, видите ли, от этого происшествия…
– Сале, аспирин? Пойдите и возьмите. Вы знаете где.
– Но, доктор Брэбьи! Дело в том, что я уже пошел. Я уже в «Виктории», но вас тут нет… Мне так неудобно… но я подумал, что, если мсье Глиссе увел вас… то по внутренней связи…
– Сале, вы правильно догадались. И смело берите аспирин. Могли бы даже не разыскивать меня из-за таких пустяков.
– О, доктор Брэбьи! Я вам так благода…
– А что с леди Бруксвилл, Сале? Чем все кончилось?
– О, они ее связали и увезли… Видите ли…
– Кто? Куда?
– Санитары… Наверное, в психушку… то есть в психиатрическую клинику! Профессор Гидо поехал с ней!
– Да-да… Сале, а я больше не нужна мсье Анкомбру?
– Нет. То есть что вы! Вы нам всем нужны всегда!..
– Тогда идите и выпейте аспирин. И, если Анкомбр вам разрешит, можете опять поспать на диване.
– О… к сожалению, он не так добр, как вы!
– Сочувствую. Попрощайтесь с ним за меня. – Я отсоединилась и протянула трубку Глиссе.
– Все в порядке? – Он забрал ее у меня.
– Да. Тетушку по вашему рецепту отправили в психушку.
– Вы шутите?
– Нет. Так сказал Сале. Да положите вы на место эту трубку! И скорее пойте мне про королеву в пруду!
– Миледи! – Глиссе выглядел задыхающимся от счастья. – Вы тоже знаете эту песню?
– Значит, я угадала по мелодии? Моя бабушка всегда напевала что-то похожее, когда гладила.
– Вы знаете слова? Тогда подпевайте.
Но подпевать я не стала. Я просто откинулась на спинку и прикрыла глаза. Пион мягкой тяжестью дремал на моих коленях. Сиано посапывал, прижимаясь ко мне, пристроившись на оставшемся в кресле месте между мной и подлокотником. У Глиссе, как я и думала, оказался очень приятный голос, каким, например, в мультфильме мог бы запросто распевать, скажем, Кот в сапогах. «Королева в пруду, королева в пруду моего сердца, королева, что ты делаешь с ним, королева»…
– Глиссе… Как же с вами хорошо! Так спокойно.
– С котами всегда хорошо и спокойно. Я ведь по гороскопу тоже Кот.
Снова зазвонил телефон.
– Да что же такое!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52