В универе недолюбливали провинциальных медалистов.
Лоле пришлось еще сильнее затянуть поясок, но это ее нисколько не смутило. Она сняла комнату недалеко от универа и устроилась работать почтальоном. Выбор Выл просто идеальный: масса свободного времени и чаевые за доставку на дом. Она занималась как безумная, познакомилась кое с кем из студентов и по их читательским билетам проходила в университетскую библиотеку. Ее новые друзья даже водили ее с собой на лекции самого знаменитого африканиста Питера, профессора Ольдерогге.
Господь благоволит к тем, кто помогает себе сам. На следующий год она поступила. Дальше все пошло как по маслу: стипендия, общага, веселая студенческая вольница. Но Лола ни на минуту не забывала о том, кто она и откуда. Ей нельзя было расслабляться, ведь она сама за себя. Скоро она стала секретарем комсомольской организации факультета, а окончила универ кандидатом в члены КПСС.
Впрочем, Лола никогда не питала никаких иллюзий на этот счет и с известной долей цинизма называла свою членскую карточку «хлебной», в узком кругу, конечно. Зато это помогло ей обойти нескольких претендентов на должность переводчика на строительстве в Нигерии, несмотря на то что английский она знала не ахти.
Для нее Африка стала долгожданной наградой за годы лишений и каторжного труда, и она собиралась использовать этот счастливый шанс на полную катушку. А тут еще появился Франко, беззаботный, порхающий мотылек с вечной белозубой улыбкой и танцующей походкой. Она вбила себе в голову, что это ее приз, который во что бы то ни стало надо завоевать. Может быть, впервые в жизни она почувствовала себя женщиной, попыталась применить чисто бабьи уловки, поставила все на кон и… проиграла.
Но поражение свое Лола восприняла достойно. Тот истерический срыв, свидетельницей которого невольно стала Наташа, был первым и последним. Слишком туго затянутая пружина со стоном раскрутилась и свернулась вновь как ни в чем не бывало. Лола умела держать удар. Не впервой.
— А ты бы уехала с ним, если бы он… — Наташа замялась, поняв, что ступила на зыбкую почву.
В этот вечер они ужинали у Наташи, дегустировали изобретенное ею блюдо — фаршированную рисом папайю с подливкой. Лола положила себе еще одну порцию, и вдохнула напоенный специями аромат.
— М-м-м, потрясающе. Чего от тебя не ожидала, так это кулинарных талантов. Знаешь, что я о тебе подумала, когда увидела первый раз? — Она лукаво посмотрела на Наташу.
— Что?
— Классическая цыпочка, белоручка, которая ничего в этой жизни не умеет.
— Я действительно мало что умею.
— Не прибедняйся. Какой укол мне вкатила! Я даже не почувствовала. Так что тебя интересует? — помолчав, спросила она. Наташа не ответила. Она уже жалела, что завела этот разговор. — Ты хотела спросить, уехала бы я с Франко, если бы он захотел на мне жениться, так ведь?
— Да. Ты можешь не отвечать, если не хочешь.
— Почему? Тебе отвечу. Уехала бы не задумываясь.
— Но ведь это было бы навсегда, — заволновалась Наташа. — Ты никогда не смогла бы вернуться домой.
— А что я там забыла? — Лола с аппетитом принялась за папайю.
Наташа опешила. Такого ответа она не ожидала.
— Ну как же, семья, друзья…
— Ты еще скажи — Родина, — фыркнула Лола.
— Можно и так сказать, только слово такое затертое. Свой город, например, Новгород.
— Дыра!
— Ладно, Ленинград.
— Уважающие себя люди зовут его Питер.
— Хорошо. Ты только представь себе, что не забредешь просто так на Мойку, не прогуляешься по Таврическому саду.
— В Италии садов навалом и климат куда лучше.
— А я бы не смогла, — задумчиво произнесла Наташа.
— Смогла бы, если б влюбилась. Скажи, ну что тебя там держит?
— Все. Там мои корни. Слишком большая была бы потеря.
— Чепуха!
Наташа долго еще вспоминала об этом разговоре. Все дело в том, что у Лолы никогда не было нормальной семьи, а у нее была и есть. Лола всегда стремилась убежать из дома и забыть о нем, как о кошмарном сне, а Наташа наоборот. В ее доме были тепло и свет, там люди понимали и поддерживали друг друга. Она вспомнила о Майкле и ощутила укол в сердце. Он бы понравился маме, если бы… если бы только… И тогда не было бы бессонных ночей, терзаний и угрызений совести.
Чтобы отвлечься, Наташа принялась переводить свои мысли на английский язык, вернее, думать по-английски, чтобы попрактиковаться в сослагательном наклонении. Если бы…
— Налей-ка еще! — Марина Марчукова махнула рукой в сторону стола, где одиноко красовалась недопитая бутылка джина. — Эй, Марчуков, не прикидывайся глухим и обслужи женщину!
Она была уже здорова пьяна. Опухшие глазки сузились в щелочки и совсем утонули в складках щек. На лице застыла бессмысленная улыбка. Иннокентий побаивался ее в таком состоянии, поскольку никогда не знал, чем это может кончиться. Напившись, она могла попросту отрубиться там же, где и пила, и это было далеко не худшее из зол. Иногда ее тянуло на сексуальные подвиги и общество мужа не удовлетворяло.
Они были женаты уже почти десять лет, он смирился с неизбежным и научился в такие минуты просто исчезать, чтобы совсем не потерять лицо.
Ее отец был крупной шишкой в Союзнефтегазстрое, и его участие в карьере Иннокентия стоило слишком дорого, чтобы не закрывать глаза на «мелкие» шалости его единственной дочери.
Он до сих пор помнил, как это было в первый раз. Вскоре после свадьбы они устроили вечеринку для его институтских друзей. Все уже основательно перепились и, разбившись на парочки и притушив где можно свет, разбрелись по укромным уголкам, благо во внушительной квартире тестя таких уголков было предостаточно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66