— О, с ним все в порядке.Эту обычную фразу он произнёс таким нежно-воркующим, музыкальным тоном, что, право, Кейт стоило проделать долгий путь, чтобы услышать её.— Так, мы продолжаем двигаться вперёд, не так ли? Мы не мешкаем, не бездельничаем, не тратим времени впустую, хотя ещё не залучили к себе «Три К». Мы не отстаём от каравана! А посмотрите-ка на эту рубрику — «Растлерские корешки» — чуть не целая полоса. Ах, этот бедный, старый, изъеденный червями городишко крепко-крепко спит, так ведь? Нет, подумайте только, ям ещё подавай железную дорогу! А вот, послушайте: «Мило С.Ламберт, владелец рудника „Последний котлован Ламберта“, имеет большие запасы руды в штабелях, но, как и все мы, считает, что перевозка руды не окупится, если железная дорога пройдёт дальше, чем в пятнадцати милях от города. Мило утверждает, что после того, как он вывезет, наконец, руду, штат Колорадо потеряет для него всякую привлекательность». Ну, я так не думаю. Приезжайте в Топаз, Мило! А вот ещё: «Когда осенью „Три К“ появятся в городе, закончатся наши жалобы на тяжёлые времена. А между тем крайне несправедливо по отношению к нашему городу говорить, что Растлер отстаёт от других городов штата, основанных одновременно с ним, и все честные граждане должны с негодованием отвергнуть это утверждение и приложить все силы для его опровержения. Растлер никогда ещё не находился в таком расцвете, как сейчас. Судите сами — на его рудниках в прошлом году добыто руды на 1 млн. 200 тысяч долларов; в городе шесть церквей различных вероисповеданий; молодая, но быстро растущая академия, которой суждено занять одно из первых мест среди американских учебных заведений; по количеству новых зданий, воздвигнутых в городе в прошлом году, мы не уступаем, а может быть, и превосходим любой из городов горного края, и наконец, жители нашего города — это энергичные и целеустремлённые бизнесмены. Все это вместе взятое сулит нам в будущем году большой успех — Растлер станет достойным своего названия» Растлер (rustler) по-англ. — делец, энергичный человек

.— Ну, напугали! А нас это совершенно не задевает. Нисколько! И все же жаль, что Хеклер поместил эту корреспонденцию, — прибавил Тарвин, нахмурив брови. — Кое-кто из наших топазцев примет это всерьёз и отправится в Растлер дожидаться приезда «Трех К». Так, значит, осенью, да? Ах ты, боже мой! Вот так-так, так-так… А вы, девочка моя, не хотите, чтобы в одно прекрасное утро «Три К» появились в Топазе? — неожиданно спросил Тарвин, усевшись на диване рядом с Кейт и развернув газету так, чтобы она могла читать вместе с ним.— А вам самому этого хочется, Ник?— Вы ещё спрашиваете!— Тогда, конечно, да. Но мне кажется, что вам будет лучше, если это не произойдёт. А то вы слишком разбогатеете. Как мой отец.— Ну, я всегда могу нажать на тормоз, когда увижу, что и в самом деле становлюсь богатым. Дайте мне только миновать станцию под названием Благородная Бедность, и я не поеду дальше. А что, приятно видеть знакомые заголовки, правда? Смотрите, имя Хеклера, набранное огромными буквами, а над ним надпись — «Старейшая газета в округе Дивайд», а вот и страстная передовица о будущности города, в которой так в слышится голос Хеклера, его манера и его интонация. Все это так знакомо. У него прибавились две новые колонки объявлений, значит, мы не стоим на месте.Кейт улыбнулась. И у неё газета вызвала некоторую тоску по дому. Она любила Топаз, но по-своему, и сейчас, пробежав глазами страницы «Телеграммы», увидела мать. которая целый вечер сидит на кухне (она так привыкла сидеть на кухне, когда семья была бедна и им приходилось переезжать с места на место, что и теперь предпочитала кухню всем остальным комнатам в доме), печально глядя на покрытую снегом вершину Большого Вождя и думая о том, что-то сейчас поделывает её дочь. Кейт навсегда запомнила эти вечерние часы, которые они проводили вместе, переделав все домашние дела. Она помнила старое-престарое кресло-качалку в домике у строящегося железнодорожного пути — эта качалка знавала лучшие времена и в своё время стояла в гостиной, а когда истрепалась, мать обила её кожей и отправила на кухню. Вытирая подступившие слезы, Кейт вспоминала, что матери всегда хотелось, чтобы дочка сидела именно в нем, вспоминала, как хорошо ей было сидеть у печки на своей подушечке и смотреть на маленькую маму, которую почти и не видно было в этом глубоком кресле. Ей слышалось мурлыкание кошки под печкой и свист чайника; она и сейчас слышала, как тикают часы в доме, и чувствовала, как из щелей в полу тянет по ногам холодным воздухом прерий.Она заглянула из-за плеча Тарвина в газету, в каждом выпуске которой на первой странице помещались два силуэта города — Топаз в первый год своего существования и нынешний, теперешний, совсем другой Топаз, и комок подступил к её горлу.— Большая разница, правда ведь? — сказал Тарвин, поймав её взгляд. — Вы помните, где стояла палатка вашего отца и старый станционный дом, вот здесь, у реки? — Он показал место на картинке, и Кейт кивнула, не говоря ни слова. — Хорошее было время, да? Ваш отец не был тогда так богат, как сегодня, да и я тоже, но как же счастливы все мы были.В тот вечер он ушёл довольно рано, как бы отдавая должное её уступчивости и в благодарность за то, что ему было позволено провести вечер в доме Эстесов; но на следующий вечер он ушёл попозже, и так как Тарвин не выказывал ни малейшего намерения касаться запретных тем, то Кейт даже радовалась тому, что он был рядом. У него вошло в привычку присоединяться по вечерам к компании, собравшейся за семейным столом под семейным абажуром при открытых дверях и окнах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67