Существо быстро двигалось впереди странными прыжками. В лунном свете Ньял увидел, что это обнаженная девочка. Она припала к земле возле тропы, изо всех сил замахала руками. Вслед за ней Ньял спустился по каменным ступеням в черноту ущелья, где шумела река. Вдоль берега стояли шатры и горели костры. Ньял поскользнулся на мокрых камнях и остановился, оглушенный ревом реки.
Девочка бросилась в воду. Ньял привязал веревку к поясу, чтобы руки были свободны, и нырнул за ней. Вода холодом сковала тело. Он переплыл на другой берег. Возбужденно квакая, девочка прыгала впереди, поднимаясь по крутому берегу. Ньял ощутил под ногами траву и услышал испуганное фырканье Авелаэра. Радость и благодарность охватили Ньяла. Жеребец, казавшийся совершенно черным в лунном свете, вскинул голову и ударил копытом землю. Ньял обвязал один конец веревки вокруг шеи Авелаэра и сделал петлю вокруг его морды.
— Сударыня, — прошептал Ньял, — возможно, мы никогда не встретимся снова, но позвольте сказать вам спасибо. — Ньял протянул руку в темноту. Девочка испустила резкий вздох, и Ньял почувствовал прикосновение холодной, грубой кожи. В невольном отвращении он отдернул руку. — Спасибо, — пробормотал он и прыгнул на спину Авелаэра.
Небо светлело у него за спиной, когда он огибал озеро, направляясь к западу. Авелаэр отдохнул и рвался вперед, и сам Ньял едва сдерживал ярость. Ночь перешла в утро, и день сменился вечером, а он все ехал и ехал. У него отняли все, чем он дорожил. Кровелл, Морбихан, даже Сина были потеряны для него. Он был мертв: судим и приговорен к смерти. У него остался только конь, меч да немного времени. Но эта короткая отсрочка в исполнении приговора только и была нужна ему теперь, ибо мысль о мщении гнала его на юг, как ураганный ветер.
Глава 36
Руф с грохотом скатился по тропе, его щеки раскраснелись.
— Ньял сбежал!
— О, Руф! — Сина бросилась ему навстречу, и они закружились в обнимку в пляске радости. — Но как?
— Знаю только, что, когда луна скрылась, я пошел вытащить его оттуда. Я собирался освободить его, решив, что таково предназначение моей жизни. Но его уже не было! Лорды только что узнали!
С утеса неслись проклятия.
— Я должна рассказать Фаллону!
Фаллон лежал на берегу, будто отдыхая после трудного подъема к шатру. Его голова была повернута. Казалось, он всматривается в омут, в котором Сина едва не утонула. Легкий, холодно мерцающий туман вставал от темной воды. На лице и волосах чародея блестели бисеринки влаги.
— Мастер, — тихо сказала Сина. Ей показалось, что чародей спит. — Ньял свободен! Он сбежал ночью!
Старик не пошевелился, Сина тронула его за плечо. Чародей был мертв. Убирая его волосы с глаз, Сина увидела на лбу рану: глубокий посиневший порез. В окоченевшей руке чародей сжимал большое золотое кольцо. Слезы залили глаза Сины, ее голос дрогнул.
— Учитель мой, а я-то только начала понимать…
Она замолчала. Неподвижное тело Фаллона было холодным и пустым.
Возле тропы Сине встретился Финн. Девушка сказала ему, что Фаллон убит, и он привел пикси, чтобы те отнесли тело чародея к башне. Когда печальная весть разлетелась, собрались Племена. На скальном уступе, где проходил суд над Ньялом, сложили погребальный костер. Сина одела чародея в его лучший небесно-голубой балахон, заботливо расчесала его волосы и бороду. Фаллона положили на костер, и он лежал там, худой и какой-то ненастоящий, словно это была кукла, хитроумно сделанная эльфами.
Все Племена собрались. Возле Ур Логги Почетная Стража обменивалась ритуальным расчесыванием, гортанным шепотом произнося сакральные слова. Шумливые спутники Финна, подавленные на этот раз, обнажили головы и молча стояли позади своего вождя. Мейга — бледная, дрожащая, нервно касалась руками то волос, то губ, то груди. Рядом, резким контрастом по сравнению с ней, неподвижно и строго стояла Фейдрин. Мужья пали ниц на каменном уступе.
Ландес опирался на костыль, стоя рядом с Бенаре, вооруженным и одетым в дорожное платье. У спуска нетерпеливо переминался Нед, глаза у него были темными и ввалившимися. Снефид и его гном били в барабаны, траурный ритм раскатился по ущелью. У башни, рядом со Слипфитом, бесстрастно стоял Руф Наб, не сводя глаз с Сины. Возле них, закутанная в рваный коричневый плащ Сины, пристроилась сумасшедшая девочка.
Ландес, тяжело опираясь на костыль, покачал головой:
— Парень мне всегда нравился. Как он мог убить Фаллона?
— Ньял так же не убивал Фаллона, как не убивал Телерхайда, — сказала Сина.
Ландес странно посмотрел на нее и вздохнул.
— Я любил мальчишку, хоть он и досаждал мне.
— Может ли стать еще хуже? — ни к кому не обращаясь, горестно спросил снефид.
У самого спуска сложили костерок. Дерево, сырое после двухмесячных дождей, шипело и не желало гореть. Суровый и молчаливый Ур Логга терпеливо крутил в пальцах свою палочку для разведения огня, пока пламя не разгорелось.
Бенаре, как глава лордов, первым подошел к костерку. Он осторожно поджег сосновый факел и вернулся к погребальному костру.
— Это гибель Магии, — сказал он и положил факел в стружки, пропитанные сосновой смолой, под телом Фаллона.
— Это смерть Древней Веры. — Открыто плача, Финн Дарга терпеливо разжигал свой факел. — За полгода ушли Телерхайд и вы, Фаллон. Вы постарели и устали сдерживать натиск Новой Веры. Вы ушли, а мы, оставшиеся, охвачены смятением и страстями нового времени.
Мейга заплакала — пронзительно, с надрывным подвыванием. Ее колени подломились, но мужья подхватили ее.
— Что теперь будет? — рыдала мейга. — Что теперь будет со мной?
Мужья, гладя ее по голове и ласково приговаривая, увели мейгу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124