Хан'гарад лучше чем кто бы то ни было знал, что означало нарушение ее гиса перед Лахланом.
Прошло много времени, прежде чем она повернула к нему отчаянное лицо и сказала:
— Не знаю. Не знаю!
Он отрывисто кивнул.
— Понятно. Что ж, через несколько часов мы перейдем Мост в Неизвестное. Возможно, тогда ты уже будешь знать свой путь.
Изолт печально кивнула. Он снял со спины салазки, привязал их к башмакам и понеся по снегу к последнему спуску, стремительный и грациозный, точно птица. Изолт смотрела, раздираемая тоской и горем. Он был ее домом, этот мир белого снега и черных теней, этот мир ледяной чистоты, ледяных крайностей. Все, что ей оставалось, это отказаться покинуть эти края, попрощаться с Мак-Синном на пороге его страны и вернуться к своему народу. Она выполнит свое последнее обещание Лахлану и будет свободна.
Слезы жгли ей глаза. Несмотря на все свои старания, она так и не смогла избавиться от всех обрывков сна. Изолт видела Лахлана и Изабо, слившихся в объятии, жаждущих друг друга. Она слышала, как Лахлан звал Изабо к себе в постель. Она твердила себе, что этот сон был всего лишь порождением ее ума, выходом для спрятанных на самом дне ее души ревности и страха. Ведь Лахлан первой встретил именно Изабо, ее сестру, походившую на нее, как ее собственное отражение в зеркале. Он встретил Изабо первой, и кто может поручиться, что он не влюбился тогда именно в нее? Конечно, Лахлан не сказал этого, но подразумевал это. Даже Дункан Железный Кулак видел это, а он был всего лишь грубым солдатом, ничего не понимавшим в сердечных делах.
И Изолт уехала прочь, покинув Лахлана, а вся взаимная злость и обида так и остались стоять между ними. Она оставила его с Изабо, своей сестрой, которая многие месяцы сопровождала его в пути, с лицом, как две капли воды похожим на лицо Изолт, с телом, как две капли воды похожим на тело Изолт, и с точно таким же прямым и бесстрашным взглядом, как у Изолт. Лахлан назвал Изабо самой прекрасной и очаровательной девушкой, которую когда-либо видел. Он сказал, что пытался ненавидеть ее, потому что иначе ему оставалось бы лишь любить ее.
И хотя Изолт без колебаний доверила бы Изабо свою жизнь, а Лахлану еще и большее, этот сон грыз ее, точно жук-древоточец мягкую сердцевину дерева. Ее мысли крутились по одним и тем же колеям, она твердила себе, что Лахлан любил ее и только ее одну, что Изабо недостаточно было выглядеть как она, Изабо не была ей, она твердила себе, что это всего лишь сон, глупый сон. Последний Шрамолицый Воин прошел мимо нее, и Изолт пошла вслед за ними, не чувствуя ни сгущения синих теней, ни бешено усилившегося ветра, слишком поглощенная собственными смятенными мыслями.
Она взбиралась по склону, не замечая, что осталась далеко позади всех, не замечая, что облака ползут за ней по пятам. Солнце скрылось за вершиной, и его свет померк. На ущелье опустилась тьма, окутав крошечную фигурку, одиноко бредущую по крутому заснеженному склону. Пророкотал гром, сначала негромко, вкрадчиво, потом еще раз, громче, настойчивее.
Очнувшись, Изолт подняла глаза. Она мгновенно поняла, что осталась далеко позади. Зашедшее солнце оставило после себя странные лиловатые сумерки, тяжело опустившиеся на долину. Изолт прибавила шагу. И снова раздался этот негромкий и зловещий рокот грома. Он раскатился по всему ущелью. Внезапно сверкнула мертвенно-бледная молния. У Изолт сжалось сердце. Снег под ее ногами задрожал. Послышался странный приглушенный рокот, который становился все громче и громче, пока не стал таким оглушительным, что уже перекрывал гром. Она подняла глаза и увидела снежный склон, нависающий над ней, точно чудовищный вал. Земля у нее под ногами затряслась и содрогнулась. Изолт швырнуло наземь. Задохнувшись, она кое-как поднялась на ноги и взвилась в воздух. Но в тот день она уже летала, к тому же еще поднималась на гору и боролась со своим ночным кошмаром. У нее не осталось сил взлететь над лавиной. С оглушительным грохотом, как будто Белые Боги со всех сил ударили по барабану, гора обрушилась на нее, унеся в ревущую тьму.
Оставив Дайда в темноте присматривать за спящим Лахланом, Изабо вернулась в свою кровать, но ей по-прежнему не спалось. Как бы она ни старалась освободить свой разум, в голове у нее крутились все те же мысли. Наконец, в предрассветной прохладе, она встала, расправила сбившиеся простыни и закончила собираться. Когда замок ожил, она спустилась вниз и сделала себе горячего чаю, который помог ей согреться и немного прийти в себя, потом отнесла завтрак Мегэн. Старая колдунья ахнула, увидев круги у нее под глазами.
— Так и не спала? — спросила она. — Глупая девчонка, ведь это твоя последняя ночь в настоящей постели за следующие несколько недель! Что не давало тебе заснуть?
Изабо пожала плечами.
— Кто его знает? — отозвалась она.
Старая колдунья оглядела ее лицо проницательным взглядом, но ничего не сказала, и Изабо занялась сбором ее вещей и вместе с Джоанной Милосердной устроила ревизию запасов лекарств.
Дайд и Лахлану уже были во внешнем дворике, усаживаясь на своих скакунов, готовые ехать через город. У обоих был бледный и усталый вид, а Ри явно страдал от головной боли и скверного настроения. Изабо нырнула обратно в коридор, прежде чем они успели увидеть ее, и сердце у нее тревожно екнуло. Хотя она понимала, что в конце концов ей все-таки придется встретиться с ними, она все же обнаружила, что совершенно не готова выйти и разговаривать с ними так, будто ничего не случилось. Изабо подождала, когда Синие Стражи выехали по длинному туннелю, и только потом вышла сама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113