- Ну как?
- Сильная вещь, - еле сдержался, чтобы не вырвать.
- И я так считаю... А Леха грит: пойло ты, батя, гонишь. Ну чо он опять натворил?
- Леха-то? - подвигал по столу пустым стаканом. В голову ударил жар, что-то там скрипнуло, ухнуло, и стены кухни раздвинулись, поползли в стороны. - Какой Леха?
- Так ты не по его душу?
- Нет.
Стены отдалялись причалом. Он уплывал все дальше и дальше в дымку, и только когда раздался звонок в дверь, вспомнил, что он почти не обедал и совсем не ужинал.
- Ты где шлялась?
- Где надо!
- Ох-ох-ох! Чего психуешь?
- Тебя б обманули - ты б не так психовал...
Майгатов обернулся и увидел вошедшую. Маленький ростик, округлое лицо, тонкие губки, испорченные до невозможности приторно-красной помадой, и брови. Конечно, не такие джунглево-непроходимые и широченные, как у отца, но тоже крупные и тоже самые заметные на всем лице.
- Здрассьти, - обиженно кинула она в сторону Майгатова, которого, наверное, иначе, чем папашиного собутыльника, не воспринимала, и гордо прошла мимо кухни.
- От характер! Вся - в покойную матушку! Та тоже, бывало, как психанет, так потом все тарелки по-новой приходилось покупать...
На сушилке над рукомойником стояли металлические тарелки и слушали грустную историю жизни своих предшественниц.
- Я так думаю, матросик ее на свидание не пришел. Она и психует. Так ты что про Леху хотел сказать?
Стены, кажется, возвращались на прежние места. Но в голове все еще гулял сквозняк, и он опять не понял:
- Какого Леху?
- Фу ты! Я ж с этой козой забыл, что ты не от него пришел!
- А кто такой Леха?
- Это старший мой. Мичманом он на крейсере. Хочет, гад, украинскую присягу принять. Говорит, что у них больше денег платют. А я, хоть и украинец, а его не пускаю. Не верю я во все эти переделы. Шо ж получается: шо Мазепа был умней Хмельницкого? А если умней, то чего ж тогда продул войну?..
Ну что за время! Любой разговор втекает в политику, как реки - в океан.
- Я б тоже запретил... Насчет присяги, - скосил глаза: стена остановилась, уже не плыла, стена сама смотрела на него желтым глазом часов. - Да, уже полдвенадцатого...
- А мы всегда поздно ложимся. Совы мы все. Шо я, шо девка моя, шо...
- Они во сколько приходили?
- Кто? - так поднял брови, что и лоб пропал. Одни сплошные волосы по самые глаза. А глаза - мутные, непонимающие глаза.
- Моряки. Срочной службы. Трое.
Глаза просветлели, стрельнули по погонам.
- Путаешь ты чего-то, старлей... Моряки какие-то... У тебя закурить нету?.. Жаль. Мне вообще-то запретили. Теперь кашляю шо нанятый. Видать, никотин кусками отпадает...
- Я не путаю. В ночь с четверга на пятницу к вам, сюда, приходили трое матросов. Старшина такой высокий, волос - ежиком, второй... ну, нагловатенький, приблатненный, а третий - азиат. Вспомнили?
Брови опали, открыв узкий лоб, глубоко пропаханный морщинами. Брови очень хотели закрыть глаза, потому что только глаза выдавали правду.
- Ну что?
- Давай еще по пять капель. У меня сегодня очистка мировая.
Глаза хотели отвернуться, но Майгатов не дал им этого сделать.
- Их посадят. Из-за тебя, - грубо перешел он на "ты" с незнакомым человеком. - Понимаешь?
- Ты меня, старлей, на пушку не бери! Я в свое время четыре года с лишком на эсминце отбухал и знаю, что ты на кого-то компромат собираешь. Но я тебе, как бывший главстаршина, скажу: ничего я не знаю...
- Тогда их точно посадят. Старшине лет пять светит, - придумал срок от балды, потому что за все время дознания так и не посмотрел в уголовный кодекс, сколько же дают по статье за кражу.
- Это неправда! - ворвалась в кухню дочка хозяина. - Купцов ничего плохого не мог сделать! Он - хороший!
- Уйди! - заорал мужик и вдруг яростно, надсадно закашлялся.
- Где Купцов?! Что вы с ним сделали?!
Кажется, от этой хрупкой девочки впору было защищаться в закрытой стойке. Он и сам не заметил, как вскочил и теперь стоял, вжимаясь в стену и глядя на горящие под шапками бровей зеленые-зеленые глаза.
- Ничего еще не произошло. Но если вы и дальше будете играть в партизанов на допросе, то вашего Купцова...
- Где он?
- На гауптвахте. Его подозревают в ограблении секретной части дивизиона. Вместе с сообщниками... теми двумя...
Девчонка безвольно упала на стул.
- А я, дура, психовала, что он на свидание не пришел.
Мужик еле справился с кашлем, запил его из-под крана глотками холодной воды, вытер губы, словно освобождая их для других, еще не слыханных сегодня слов, и в упор спросил:
- А ты чего за них так волнуешься?
- Я веду... то есть вел дознание. Это у нас как следствие. Меня отстранили, потому что я не верю, что ограбили моряки. Чтобы их спасти, нужно алиби. Оно - у вас... В ночь с четверга на пятницу матросы были здесь?
- Были! Были! - вскочила девчонка.
- Ты шо городишь?! - яростно задвигались брови. - Их же хотят в самоволке застукать!
- За самоволку ваш Купцов получит ерундовое наказание. Может, всего лишь звания старшины лишат и вернут из чертежки на корабль. А так - зона, роба и передачи со свободы...
- Они вечером пришли. Втроем. С цветами, - заторопилась девчонка, будто хотела наверстать время, упущеное в минуты их упорства.
- День рождения был. У нее, - подтвердил мужик.
- Да - цветы. И еще торт. И три бутылки вина...
- Я этот компот массандровский из принципа не пью.
- Не перебивай!.. Мы гуляли долго. Очень долго.
- Точно - до трех ночи. Потом этого низкого и азиата я положил на кухне спать. А дочка с этим... Купцовым...
- Папа! Что ты городишь?! У нас ничего не было! Он вообще... этот Купцов... Он такой скромный, такой хороший. Как игрушка-медвежонок. Он и заикается потому, что скромный.
- Во сколько они ушли? - спросил уставший от их перепалок Майгатов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92