И он нанес удар.
- За сколько сребреников продался?! - впервые в жизни назвал он Бурыгу на "ты".
Если бы существовала в русском языке форма обращения еще ниже повседневного, даже грубого, если говорил со старшим или начальником, обычного "ты", то Майгатов бы применил ее. Сейчас он презирал Бурыгу больше всех остальных бандюг вместе взятых.
Он вспомнил роспись на папке отчета о боевой службе, которую увидел в штабе флота. Это была роспись Бурыги. Тогда он еще колебался между тем, что Бурыгу просто провели, и тем, что он сделал это осознанно. Теперь от сомнений не осталось и следа. Последовательность событий сложилась в цепочку, как только он вспомнил звонки о соляре.
Значит, соляр, предназначенный для кораблей бригады, украл Бурыга. И украл мастерски, раз ни одна комиссия не нашла концов. Ему казалось, что он обезопасил себя. Но тут раздался звонок от Пирсона-Зубарева, ну, и так далее, вплоть до настоящего имени, и его начали шантажировать. Наверно, у Степных и вправду были длинные руки, если уж он смог найти самое больное место у Бурыги.
Если бы Майгатов знал, что неспроста звучали тогда, в его присутствии, вопросы Бурыге о соляре! Может, не оказался бы в холодной, заснеженной Москве, на этой красивой и страшной даче. Но не дан человеку такой слух, не дан...
Стало ясно, почему появился потом Бурыга на "Альбатросе", почему требовал отвезти отчет. Он не хотел выписывать координаты столь явно. Он знал, что спокойно и без лишних глаз возьмет их в штабе флота из отчета. Понятно, почему он чуть не столкнулся с "жигулями" на выезде с Минки. Он поднимался оттуда на своей машине после встрече на "Енисее" с этим... И поэтому он был пьян...
Бурыга беззвучно проглотил его "сребреники", подошел к Степных, обменялся рукопожатием и спросил так, словно уже много лет со всеми присутствующими знаком:
- А Эдик здесь?
- Он об вашего бугая руку сломал. Только что в травматологию увезли, ответил за главаря человек в очках.
- Правда? - удивился Бурыга, но не обернулся к Майгатову. У него была странно сгорбленная, как у услужливой собаки, спина. А раньше ходил прямее палки.
- Так дал по груди, что три пальца - в порошок. Он же не знал, что на флоте в бронежилетах ходят.
- Серов, - прервал его Иванов, и человек в очках вздрогнул, испуганно посмотрел на Степных, словно только тот мог запретить называть его настоящей фамилией.
- Серов, - еще раз упрямо сказал Иванов, - твоя мамаша специально еще одного Серова с твоими инициалами на работу взяла да еще и в Чили отправила, или показ его личного дела был экспромтом?
- Ребята, вы мне надоели, - небрежно прохрипел Степных. - У вас нестираные носки и воняет аж до меня, - нагло соврал он. - А я бедных и нерях не люблю. Я мог бы вас закопать где-нибудь в лесочке, и никто и никогда, грешным делом, не нашел бы ваших следов. Но я в последнее время стал сентиментален. Я дарую вам, грешным делом, жизнь. Убирайтесь, - и уже старшему телохранителю скомандовал: - Довезешь до шоссе и брось их там. Пусть пешком до Москвы топают...
3
Машины проносились мимо их поднятых рук и, отсвечивая назад габаритными огнями, как бы разглядывали потом своими воспаленными красными глазами странную парочку на ночном шоссе.
- Глупо. Все равно никто не остановится, - тяжело вздохнул Иванов. Одному бы не тормознули. А двоим... Знаешь, сколько убийств и ограблений на трассах?
- Но мы же не грабители, - удивился Майгатов. - Неужели никто не прийдет на помощь?
- А ты забыл, что тот бугай говорил? Старые моральные нормы не действуют. А по новым - каждый сам за себя. Закон ЧЧВ: человек человеку волк.
- Тогда мы все друг друга перегрызем...
Майгатов стоял аистом: то на левой ноге, то на правой. Их отпустили, но обувь не вернули. Ледяная корочка на шоссе жгла подошвы. Хотелось подпрыгнуть и зависнуть в воздухе. Можно было бы одну ступню утеплить кепкой, но ее тоже не вернули.
Иванов сошел с дороги, поднялся из кювета и присел на обледенелый пень. Подняв ноги, по-турецки примостил их под себя.
- Ты где бровь-то так разбил? - крикнул Майгатову, упрямо изображающему из себя букву "Г".
- Об дверь... Дома, - соврал он.
- Я так и думал, - явно не поверив, сказал Иванов. - Во всем, что произошло, я не понял только двух вещей: откуда в их банде появился твой начальник... как его?..
- Бурыга, - нехотя, через силу назвал его.
- Во-во... И еще одно: кому предназначался огромный букет роз? Видел в углу, в вазе?
- Да, видел, - еще и кивнул в темноте Майгатов.
Он знал ответ на оба вопроса. И о том, почему появился на даче Бурыга, и о том, кому предназначались цветы. Конечно же, Лене. Скромный элемент обольщения по цене его, Майгатова, двухгодичной зарплаты.
- Может, и вправду этот кретин такой сентиментальный, что любит себя цветами окружать, - свою гипотезу выдвинул Иванов и, наверное, удовлетворился ею, потому что замолчал.
Тяжело груженные трейлеры шли на Москву с тяжелым, надсадным ревом, словно уже устали от набитого в них товара и не чаяли от него избавиться. Новенькие иномарки проносились почти беззвучно, и только шуршащий под их шиповаными шинами гравий обозначал, что это были все-таки машины, а не призраки. Редкие "жигули", "москвичи" и "таврии" почему-то прижимались к осевой, когда видели стоящего у обочины человека. Автобусы же, явно идущие пустыми, но идущие непонятно куда, обдавали такой гарью, словно ездили на змеином яде, а не на бензине.
- Иди ноги погрей. Вон - рядом еще пень есть.
- Надо ловить, а не греть, - не подчинился Майгатов.
- Слушай, а чего этот козел тебя Гришуткой назвал?
- Это давняя история, еще с допроса в трюме...
- А-а, вспомнил... Ты ж в отчете писал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92