А вся их работа была лишь предлогом, чтобы караулить его, не возбуждая подозрений. Зловещая канава могла стать могилой Форката.
2
В четверг утром моросил дождь, земля вокруг канавы намокла, еще больше потемнела и раскисла. В полдень мы слонялись около киоска, осторожно рассматривая тех троих, сидевших на тротуаре, – они передавали друг другу бутылку дешевого вина и почти не разговаривали. Бабушка Соррибес из дома номер восемь вернулась из магазина и попыталась войти в подъезд; осторожно ступив на заляпанные грязью ступени, она поскользнулась и чуть не упала. Из набитой сумки выкатился мандарин и шлепнулся в канаву. Старуха набросилась на работяг:
– Сколько еще будет тянуться эта канитель? Я вас спрашиваю, бездельники! Когда вы наконец закопаете проклятую яму?!
– Как только прикажут, бабуся, – буркнул бригадир. – Скорее всего, придется вырыть ее поглубже.
– Почему же вы не работаете? Лентяи окаянные! – Старуха поднялась по скользким ступеням и вошла в подъезд. – Ужас какой! Что натворили!
– Ничего подобного, сеньора, когда мы пришли, эта вонючая канава уже была, – нагло заявил самый молодой. – И вообще, бабуся, не суйся в чужие дела!
Настало время обеда. Рабочие вытащили банки со снедью, ложки и салфетки. Я должен был отвести домой капитана Блая, но в тот день он наотрез отказался со мной идти, сказав, что за ним придет жена, и я ушел с братьями Чакон, оставив его в таверне с сеньором Сукре. Когда мы проходили мимо рабочих, нас окликнул самый высокий, с бритой головой:
– Эй, ребята! – В руках он держал банку, в которой виднелись слипшиеся комки вареного риса. – Сделайте милость, принесите из бара щепотку соли. Не знаю, о чем сегодня думала моя супружница, но есть это невозможно… Ну-ка, парнишка, сбегай за солью.
Хуан побежал в бар. Мы с Финито поджидали возле канавы, наблюдая, как второй рабочий и бригадир поглощают свои запасы: один – фасоль с треской, другой – чечевицу с беконом. Они быстро работали челюстями, а на их физиономиях было написано уныние. Бригадир нехотя покосился в нашу сторону, но, казалось, нас даже не заметил. У него были водянистые глаза и воспаленные веки, протянутую ему бутылку он брал не глядя. Из канавы несло кошачьим дерьмом. Вернулся Хуан со щепоткой соли, завернутой в клочок бумаги, и бритоголовый рабочий его поблагодарил. И тут Финито, который, казалось, только и ждал подходящего случая, спросил его, почему они так долго копают и до сих пор не нашли трещину в лопнувшей трубе.
– А кто тебе сказал, что труба лопнула? – удивился рабочий, посыпая солью рис.
– Все вокруг это знают.
– Да что ты говоришь? На этой площади одни умники собрались, как я погляжу. Ничего мы не нашли, только череп.
– Череп?
– Ну да, череп. – Бритоголовый переглянулся с товарищами и прибавил: – Череп и несколько костей. Вот мы и перестали копать. Сперва должен приехать профессор… Под этой площадью целое кладбище, полным-полно мертвецов, парнишка. Сотни, тысячи трупов. Это старинные кости, редкие, ценные, понимаешь, дружок? Пусть мои товарищи скажут, если я соврал.
– Нет, он не врет, – кивнул тот, что помоложе.
– А где он, этот череп? – спросил Финито. – Можно посмотреть?
– Ясное дело, нет. Его сейчас изучают.
Мы стояли, разинув рот. Скорее всего, нас разыгрывали, и с минуты на минуту мог раздаться хохот, но рабочие, стуча ложками и то и дело прикладываясь к бутылке, как ни в чем не бывало продолжали жевать.
– Вот почему, – продолжал бритоголовый, – вам казалось, что пахнет газом. На самом деле никакой утечки нет. Так воняют кости, когда их много. И еще в таких местах появляется зеленоватое свечение, словно от фосфора, я не раз видел это на кладбище ночью… А запах у костей и вправду как у газа – это и есть газ, который образуется в покойниках. Ей-богу, все именно так и есть.
Мы молча смотрели на работягу. Нелепое вранье только подтвердило наши подозрения: они явились сюда с секретным заданием, а канава была просто предлогом. Я с любопытством поглядывал то на нее, то на подъезд, как вдруг бригадир уставился на меня своими водянистыми глазами.
– Ты чем-то встревожен, парень? – буркнул он хрипловато.
– Я? Нет, ничем.
Он помолчал, не отводя от меня грустных усталых глаз, потом спросил:
– Испугался?
– Я? С какой стати?
Он опять смолк, словно отчаявшись найти со мной общий язык и недоумевая, чья в этом вина: моя или его. Так, во всяком случае, мне показалось.
– Давай-ка иди домой. Твоя мама, наверное, ждет тебя к обеду. И вы тоже идите.
Я обиделся. Меня задели не слова, а его скучающий, равнодушный взгляд. Он задумался, сокрушенно покачал головой то ли от собственного бессилия, то ли от жалости к себе и чуть слышно пробормотал:
– Черт бы тебя подрал, – и непонятно было, кому предназначались эти слова и что он вспомнил или предчувствовал. Черный кот вскочил на возвышавшийся возле канавы холм и обнюхал темные комья земли, в тот же момент пронзительно заскрипели колеса трамвая, который поворачивал у кинотеатра, и эти звуки эхом отдавались у меня в голове. До сих пор помню глаза этого человека и неожиданно овладевшие мною смущение и неловкость, которые испытываешь, когда с тобой приветливо здоровается прохожий, а ты не можешь вспомнить, кто он такой.
Мы разошлись по домам. Наши подозрения подтвердились: эти типы хоть и казались вполне безобидными, явно имели какие-то тайные намерения. Мы договорились встретиться на площади после обеда и продолжить наблюдение.
К вечеру поднялся сырой порывистый ветер. Он кружил желтые листья вокруг киоска и швырял их в канаву. Я размышлял о молчаливых людях, тщетно пытавшихся согреться в таверне на площади, в бесчисленных кабаках нашего квартала, да и всего города, мрачных бродягах, которые пьют возле стойки или просто стоят, задумчиво глядя на улицу, будто сама судьба загнала их туда, на этот грязный пол, покрытый опилками и плевками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67