– Что пригорюнилась? – спросил он и сокрушенно покачал головой. – Ну да, конечно, ты ведь его ждала… Ты и сейчас думаешь, что он за тобой приедет, ведь правда, детка? Мне очень жаль, но должен тебя огорчить: Ким никогда всерьез не думал о том, чтобы забрать тебя, хотя частенько говорил об этом. Ни тебя, ни твою маму. Ее он забыл еще до того, как мы с ним познакомились, и ни разу даже не вспомнил. Для него существовали только диктатура Франко да свободная Каталония, и ничего больше… – Он замолчал и устало потер веки, но в следующее мгновение я заметил, как в глазах его вновь вспыхнул мстительный огонек. – Но так было раньше. Может, сейчас он то и дело вспоминает свою дочурку.
Я присел на кровать и вскоре почувствовал, как пальцы Сусаны нащупали в складках одеяла мою руку и крепко ее сжали. Денис прошелся по комнате, закурил, приблизился к нам и, внезапно охваченный жестоким любопытством, принялся расспрашивать Сусану. Какого черта она решила, что ее отец отправился в Шанхай? Что может искать в Шанхае обозленный на весь мир бездомный бродяга, такой, как Ким или он, Денис? Неужто ей и сейчас хотелось бы встретиться с ним, после всего, что она узнала? Сусана не отвечала и не поднимала глаз; я понимал, что она не хочет, не может об этом говорить.
– Ну давай, детка, рассказывай, – настаивал он, – мы все хотим посмеяться, нам это пошло бы на пользу.
И тогда, видя, как она растеряна и смущена, я пришел ей на помощь и начал говорить – говорить за нее или, точнее, за нас обоих. Дрожащим от волнения голосом, но с необычайной решимостью, которая до сих пор вызывает во мне гордость, я принялся рассказывать о встрече Кима и Леви в Париже, о плавании «Нантакета» и о тайной миссии в Шанхае, о слежке за Чень Цзин, о вероломном коварстве ее мужа, а Денис, поставив ногу на перекладину кровати и опершись руками о колено, с большим интересом слушал, выспрашивая отдельные подробности, заставляя повторять имена – капитан Су Цзу, Крюгер, Омар, Ду Юэшэн, Чарли Вонг… Мне казалось, что я совершаю кощунство, что я их предаю. И еще я чувствовал, что мои слова бередят рану Форката. Время от времени я смотрел на него, прося прийти на помощь, защитить, но он, похоже, был где-то далеко. Потом послышался смех Дениса – странный, глухой, невеселый… И вдруг Сусана крикнула: хватит, идите все в задницу, а потом обняла кота и ничком повалилась на кровать, повернувшись лицом ко мне; глаза ее были открыты, но меня она будто не видела… Ее взгляд был устремлен в прозрачный, сотканный из волшебных слов мир, которого больше не существовало.
Денис смущенно склонился над ней и потрепал по волосам, бормоча извинения, а сеньора Анита, почти успокоившись, тихо спросила Форката, и в голосе ее звучала робкая надежда:
– А как же письма, открытки?
Ей ответил Денис.
– Нет ничего проще: почерк и подпись подделаны, он в этом деле артист. Настоящий художник.
Уже совсем стемнело, и когда Денис, похлопав Сусану по плечу, прошептал ей что-то на ухо, его лица почти не было видно, лишь огонек сигареты вспыхивал, на миг освещая четкий профиль. Не дождавшись, пока Форкат велит мне включить свет, – таков был наш ритуал, день за днем неизменно повторявшийся в один и тот же час, – я повернул выключатель, под потолком зажглась лампочка, и тогда он наконец убрал руки с рисунка и медленно поднялся из-за стола. Поравнявшись на пороге с сеньорой Анитой, он остановился и обернулся к Сусане; по-моему, он хотел ей что-то сказать. Он стоял неподвижно и прямо, спрятав руки в кимоно, и мне страстно хотелось, чтобы он хотя бы пожелал ей спокойной ночи, но он лишь покачал головой и перевел взгляд на Дениса. Некоторое время они смотрели друг на друга устало и беззлобно, словно вдруг вспомнили о старой дружбе и былых мечтах, которыми оба когда-то жили. Форкат кивнул на дымящуюся у Дениса в руке сигарету.
– Здесь не курят, – заметил он строго и, ничего не добавив, исчез в коридоре.
Сеньора Анита постояла еще несколько секунд в тяжелом раздумье, а потом медленно вышла вслед за ним; чуть позже до меня донеслись ее крики и плач. Денис затянулся в последний раз, бросил сигарету на пол и раздавил ее каблуком, после чего опять склонился над Сусаной, положив руку ей на плечо.
– Давай забудем все это, ладно? – сказал он. – Попытайся о нем не думать. Он всего лишь жалкий трепач, и больше ничего…
Тут он покосился на меня и сухо, хотя и достаточно деликатно кивнул, указывая на дверь. Я сделал вид, что не понял намека, и он пояснил:
– Катись отсюда, пацан. Уже поздно.
Незаконченный портрет, который Сусана хотела отправить Киму, чтобы он увидел ее такой, как ей хотелось, – в зеленом шелковом чипао на фоне залитой разноцветными лучами солнца террасы, – сиротливо лежал на столе вместе с коробкой карандашей, ластиком и точилкой. Я сунул его в папку, пробормотал «спокойной ночи» и ушел.
2
Нанду Форкат покинул особняк на следующее утро. Братья Чакон видели, как он вышел из сада со старым картонным чемоданом в руке и плащом, перекинутым через плечо. Они поздоровались и спросили, куда он идет, но он лишь мельком глянул на них в ответ. Стоял серый пасмурный день, Форкат пересек рыночную площадь и скрылся за поворотом.
Я узнал об этом к вечеру. Хуана и Финито на обычном месте, перед оградой, я не увидел, – оказалось, они переместились на противоположный тротуар.
– Это все из-за пижона, который вчера приехал, – сказал Хуан. – Он сейчас у Сусаны.
– Он нас прогнал, говорит, мы за ней подглядываем, – добавил Финито. – А потом спросил, есть ли у нас разрешение городских властей на уличную торговлю. Да кто он такой? Чего он сюда повадился, Дани?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67