— Мы всегда боролись за свободу! — громко, во всеуслышание сказал стоявший позади Джабы крестьянин в башлыке.
Джаба быстро повернулся к нему.
— А это что за образина? — спросил он с угрозой.
— Он не нашей волости.
— Наверное, подосланный большевик.
— Стукни его по зубам, Джаба!
— Скрывают от нас, люди, все скрывают! Красная Армия уже перешла границу. Война началась.
— Против кого война? Против народа? — спросил крестьянин в башлыке.
— Против меньшевиков,— ответил ему кузнец Катран Гетиа.
— Истребить надо вас всех, большевиков! — рявкнул на кузнеца пьяный Спиридон Апакиа.
— Изменники! — завопил третий приятель . Джабы, Сопром Кедиа.
— К стенке их всех! К стенке! — в один голос завопили Джаба Кобахиа и Антимоз Дгебиа.
— Это верно, врагов надо к стенке,— сказал полевой сторож Павле, рыская по толпе глазами, словно выискивая тех, кого надо тут же к стенке поставить.— Враги у нас здесь, внутри, люди! Сначала нужно с ними расправиться, а потом уже идти на войну.
— Какое страшное время наступило, люди: брат брату могилу роет,— качая седой головой, сказал пришедший из дальней горной деревушки крестьянин.
Солнце клонилось к закату. Народ перестал прибывать. Миха Кириа вышел на балкон и оглядел собравшихся на площади. «Маловато»,— подумал он, хотя заранее знал, что много народу на этот митинг не соберется. Да и пришедшие ему не понравились. Это были не те, кто пашет и сеет, таких сейчас в толпе раз-два и обчелся.
Кириа еще раз окинул глазом толпу. Маловато пришло. Он вспомнил, какие тут бывали митинги и какое море людское заливало тогда площадь. И какие были тогда веселые, праздничные лица у его земляков. Тогда многие еще верили правительству, его обещаниям.
А сейчас на хмурых лицах стоящих у балкона односельчан Кириа прочел разочарование, недоверие, недовольство. Он хорошо знал людей своей деревни, да и большинство пришедших из других деревень ему знакомы.
Кириа криво, с болью усмехнулся. Что ж, люди начинают понимать, что их обманули. А разве он сам не обманулся в надеждах? Разве он сам не разочаровался во всем?
Миха медленно повернулся к двери — не хотелось ему входить в свой кабинет, он бы с радостью спустился вниз, с радостью слился бы с толпой, затерялся бы в ней. «Но поздно,— сказал себе Кириа.— Опоздал ты, брат. По лености, по беспечности своей опоздал».
За столом в кабинете Кириа сидели Евгений Жваниа, Иродион Чхетиа, Варлам Хурциа, полковник Сардион Анджапариа, капитан Вахтанг Глонти, Аполлон Чичуа — один из владельцев заречной земли. Сейчас Аполлон Чичуа явился в деревню как уполномоченный правительства Грузии, чтобы оказать помощь Евгению Жваниа. Новехонький, элегантный костюм, тонкие лайковые перчатки и брезгливо-надменное выражение лица — таков был с виду этот уполномоченный демократического правительства.
Рядом с Евгением Жваниа, сложив руки на коленях, сидел учитель. Он заметно волновался, был бледен и неразговорчив.
На скамье вдоль стены сидели Калистрат Кварцхава, Еквтиме Каличава и другие члены правления сельской общины. Как только Миха Кириа отворил дверь, все, кроме учителя, вопросительно посмотрели на него.
— Пора начинать, господа! — сказал Кириа.— А то люди, пожалуй, разойдутся... Они уже долго ждут.
Член учредительного собрания, понял это как упрек и с неприязнью посмотрел на Миха Кириа, которого невзлюбил со дня первой встречи. Жваниа достал из кармана жилета золотые часы и пожал плечами. Он считал себя человеком аккуратным и точным, но предпочитал сам распоряжаться своим временем. И чтобы какой-то Кириа... Но сейчас не до личных обид и амбиций.
— Начнем, господа,— сказал Жваниа и первым вышел на балкон. За ним последовал уполномоченный правительства Аполлон Чичуа, потом представитель уездной общины Чхетиа, а затем уже по одному, по старшинству — все остальные. Последним вышел Миха Кириа. Ох, если можно было бы не входить.
Кое-кто на площади зааплодировал, правда, негромко и не спеша. Зато Джаба Кобахиа и его дружки захлопали оглушительно, подняв над головой — чтобы все видели — руки и бросая свирепые взгляды на тех, кто не аплодировал.
Евгению Жваниа сразу бросилось в глаза, что народу собралось немного. Плохо, конечно, но могло быть хуже, могли и эти не прийти.
Иродион Чхетиа тоже огорчился, увидев, как мало собралось людей. Но что делать? Ему поручено открыть митинг, и он его откроет. Чхетиа оперся обеими руками о перила балкона и только было раскрыл рот, чтобы начать речь, как увидел, что с главной улицы на площадь выезжает на рысях отряд гвардейцев во главе с офицерами Аршба и Гардабхадзе.
Лейтенант Аршба подал какую-то команду, и гвардейцы остановили коней.
Капитан Глонти усмехнулся и подмигнул председателю уездной общины, что могло означать только одно: «Вот теперь начинайте, я разрешаю!» Чхетиа всего передернуло: «Ну и наглец этот капитан!»
— Товарищи, господа, братья, от имени правления уездной общины объявляю митинг открытым. На нашу свободную страну напала красная Россия — напала орда. Наш свободный народ в дни роковых испытаний всегда был един. В едином строю боролись против поработителей и стар и млад, мужчины и женщины, старики и даже дети. В едином строю плечом к плечу боролись с врагами крестьянин и помещик, чиновник Р1 купец. И сейчас, в этот роковой час,— мы вместе. Вместе все наши партии: социал-демократы, социал-федералисты, национал-социалисты, народные демократы, эсеры...
— Ух ты, сколько их, сукиных детей! — шепнул Закро Броладзе Бестаеву.— Как это одна большевистская партия справится со столькими партиями?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53