— Справится. Джамбулат знает — справится,— сказал Бестаев, расплываясь в улыбке.
— Господа, товарищи, я предоставляю слово члену учредительного собрания. Прошу вас, господин Жваниа,— сказал Чхетиа и отступил назад.
Евгений Жваниа подошел к перилам. Послышались хлопки. И опять редкие. Свирепые взгляды Джабы Кобахиа и его дружков никого не испугали.
Член учредительного собрания снял шапку:
— Господа! Война не объявлена, но она уже началась! Вы знаете, что мы, социал-демократы, поборники мира. Мы всегда стремились к миру, но непримиримый враг трудящегося народа, большевистская Россия, коварно напал на нас. Мы защищаем свое отечество. Сейчас мы все — каждый из нас в отдельности и все вместе — должны отказаться от личных и партийных интересов и все, все отдать фронту. Защита родины, несомненно, потребует от нас больших жертв. И каждый из нас не задумываясь должен принести свою жертву на алтарь отечества: кто имуществом, кто трудом, кто кровью. И победа будет за нами. Я хочу вас заверить, друзья, мы ни разу не забывали, что наша партия — социалистическая партия, что ее цель — осуществление социализма, установление социалистического строя.
Джаба Кобахиа и Антимоз Дгебиа переглянулись.
— Ты гляди, какая у них цель,— сказал Джаба.
— Гляжу,— хохотнул Антимоз.
— Вместе с тем наша партия не забывает, что она демократическая партия, что социализма мы достигнем лишь путем демократии, волей большинства народа. Для утверждения власти пролетарского труда мы уже заложили фундамент. Наш народ сейчас на небывалом подъеме — радуется деревня, радуется город, и в это время...
— Радуется! Как бы не так! — пробормотал крестьянин в башлыке.
— Заткнись, паршивец! — прошептал Джаба и схватился за револьвер. — Еще одно слово, и я вышибу из тебя мерзкий ДУХ.
— Таких паршивцев здесь много, Джаба,— сказал купец Антимоз Дгебиа,— из всех дух не вышибешь.
— Да, расплодилось, развелось их, проклятых, тьма-тьмущая...
— Этот в башлыке — Парна Кварацхелиа из Кахети,— прошептал на ухо Джабе полевой сторож Павле.
— Это все демократия виновата,— сказал Антимоз Дгебиа,— та самая демократия, за которую агитирует господин Жваниа.
Уже больше года, как по соседству с Грузией установлена Советская власть,— продолжал член учредительного собрания.— Наш народ, имевший до этого весьма смутное представление о нынешней России, получил возможность познакомиться с так называемой Советской властью. Она нигде не утверждается по воле народа, эта власть, ее только устанавливают и только силой...
Парна Кварацхелиа хотел было крикнуть лишь одно слово: «Вранье»,— но, увидев, что рука Джабы Кобахиа еще держит на кобуре, усмехнулся и подумал: «Ничего... пока помолчу».
— Эта орда не раз подступала к границам Грузии, но ее отбрасывали доблестные бойцы нашей славной армии и гвардейцы, которых мы так горячо любим.
И тут Парна не стерпел. Он, правда, покосился на револьвер Кобахиа, но решил: «Не выстрелит, не посмеет...» — и крикнул:
— Мы ее любим, а она по нас из пушек стреляет!
— Передача земли в руки крестьян в соответствии с установлением,— повысив голос, продолжал Евгений Жваниа,— привлекла и сердца и души наших крестьян...
Учитель слушал Жваниа с изумлением: «Какая передача земли... когда ее передавали?»
Миха Кириа, услышав эти слова Жваниа, только усмехнулся.
А Аполлоп Чичуа готов был аплодировать члену учредительного собрания.
— Никогда еще грузинский крестьянин не расправлял так плечи, как теперь. Никогда в его руках не было такой большой части национального достояния, как сейчас. Это произошло благодаря независимости Грузии, благодаря демократии. Сегодня наша Грузия...
Члену учредительного собрания так и не удалось закончить эту фразу — на дороге показалась и направилась к площади траурная процессия.
Впереди с горящими свечами и венками шли школьники: Гванджи Букиа* Гудза Джгеренайа, Утуйа Тодуа, Куча Кучаа и их одноклассники. Гроб Юрия Орлова несли четверо рослых молодых крестьян. По сторонам гроба шли Варден Букиа, Тариэл Карда, Шамше Акбардиа, Беглар, Джвебе, Зосиме, Кочойа, паромщик Бахва и провизор Эстате Начкебиа. Сразу за гробом шли женщины в черном и среди них Мака, Инда, ее мать, а за ними Гудуйа Эсванджиа. Отвыкший от людей, лесной отшельник шел один и, словно прокаженный, старался никого не касаться. В руках у него была толстая и тяжелая, словно налитая свинцом, дубина.
По обочинам дороги с обеих сторон шли в затылок друг другу мужчины в бурках. Они как бы охраняли процессию. Это были члены большевистских ячеек деревень, входящих в волость. Бурки они накинули для того, чтоб скрыть оружие.
Никто не плакал — ни женщины, ни мужчины, и тем более потрясающей была эта похоронная процессия. Медленно, как равнинная река, тек нескончаемый поток в черном.
— Это невозможно! — воскликнул Евгений Жваниа и обернулся к Миха Кириа и Вахтангу Глонти: — Ведь хоронить гвардейца должны были завтра...
— Нас обманули,— сказал Миха Кириа, а капитан вообще не знал, что сказать члену учредительного собрания. Он и сам был ошеломлен случившимся.
— Процессия идет сюда. Уверяю вас, господа, что она заранее подготовлена большевиками,— сказал Калистрат Кварцхава и сильно, сильнее, чем обычно, ударил по краге тростью с набалдашником в виде головы бульдога.— Это не просто похоронная процессия, господа! Это демонстрация!
— Демонстрация!,-взволновался Аполлон Чичуа.— Куда же глядит наша гвардия?
— Капитан, остановите их! — приказал член учредительного собрания.
— Это невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53