И все же он не смел подойти к дому Василе Бачу, заговорить с Аной. Зато чуть не каждый вечер ходил к Флорике. Взгляд ее синих глаз смирял его тревоги. Но он усмехался, когда вспоминал о своем обещании жениться на ней. Как женишься, если все ее приданое только тощий поросенок да старое тряпье? Одной любовью не проживешь. Любовь — это только придача. Другое что должно быть основой. И едва он говорил это себе, его мысли снова обращались к Ане...
Вскоре Зенобия узнала, что Флорика вместе с матерью раззвонили по селу, будто бы Ион сватался к ней. Даже если бы ее оглоушили дубинкой, и то бы, верно, она не разъярилась так. Она пришла домой позеленелая и прямо с порога раскричалась на Иона:
— Все к бедности тянешься, сынок, только и знаешь? Другой невесты, кроме Максимовой Флорики, во всем селе не нашел? Ну не диво ли, сынок, не диво ли?
Ион сразу смекнул дело и вспылил, — не на Флори-ку, что она пустила такой слух, а на мать.
— Мало я извожусь, еще ты меня допекать будешь?
Но Зенобия до тех пор не отставала от него, пока Ион, выведенный из терпения, не замахнулся на нее. Гланеташу бросился на выручку жене и стал унимать его:
— Ионикэ, помалкивай, оставь ее!
Ион сдержался, но после, когда Зенобия пошла на улицу охать и чертыхаться, он принялся бранить отца: Зачем ты пропил мою землю, старый хрыч? I ланеташу с грустью в глазах ответил жалобным Родосом:
— Что ж я теперь поделаю, чудак-человек, что я тебе дам, коли у меня нет ничего? Душу из себя выну? На, бери!
Услышав это, Ион остервенело заорал на него:
— Лучше б уж на свет меня не родил, чем людским посмешищем мне быть!..
Под вечер того же дня Ион встретил Ану на старой дороге к Жидовице. Кругом не было ни души. Он остановил ее и взял за руку, тогда Ана расплакалась навзрыд и начала попрекать его, что он ее бросил. Ион хотел утешить ее, но не сумел, сказал только:
— Будет тебе, Ануца, успокойся, мы же всегда вместе... вместе...
Они постояли с минуту молча и расстались. И тогда как девушка уходила с той же безнадежностью в сердце, Ион чувствовал, как все в нем оживает. Слезы Аны вселили в него новую уверенность. Он бодро пошел своей дорогой, такой довольный, что готов был смеяться, и повторял про себя;
— Ну, теперь-то мне все нипочем!
Он пока не знал, что предпринять, но его уверенность росла и точно перерождала его.
С той минуты он почувствовал себя другим человеком, сильным, смелым, готовым к противоборству с целым светом. Он был весел, беспричинно шутил, смеялся, Зенобия даже напугалась, не напустили ли на него порчу, и уже намерилась снимать ее заговором.
На другой вечер Ион собрался пойти к Ане. Но узнал, что за те недели, как он перестал и смотреть на девушку, Джеордже опять начал сближаться с Василе Бачу. Ион решил подождать. Уверенный в себе, он мог спокойно выслеживать. Несколько вечеров он караулил и видел, как Джеордже заходил к Бачу в дом. Но лампа горела, значат, он больше разговаривает с Бачу, чем с его дочерью... Это укрепляло его надежду. Нечего спешить. Пока он ждет, будет ждать и Ана...
Он намеренно часто проходил мимо земельных участков Василе Бачу. Прикидывал на глаз, смотрел, хорошо ли они обработаны, и досадовал, видя огрехи. Он считал себя их хозяином и строил планы, как запашет один из покосов, а такой-то кукурузник засеет клевером...
В одно хмурое утро он вышел с плугом вспахать кукурузный клин, который весной собирался засеять пшеницей. Самая пора для зяби уже прошла. Но так как у них была только одна корова, ему всегда приходилось ждать, пока управятся другие, чтобы позаимствовать скотину и обработать свою землю.
Клин был узкий — тоже остаток от приличной полосы, половину которой Гланеташу в свое время продал Думитру Моаркэшу, а от него она потом попала к Симиону Лунгу. Впрочем, и теперь оба клина отделяла лишь борозда глубже и шире обычной.
Ион приостановил скотину с плугом, приготовясь работать. Глаза его так и блуждали по делянке Симиона Лунгу, которая прежде принадлежала им. Кругом на пашнях было безлюдно.
— А, хоть одну борозду своей землицы отберу! — надумал он, и лицо у него вспыхнуло от неудержимого желания.
Потом он быстро всадил плуг в клин соседа, по другую сторону борозды, и начал пропахивать новую межину. Желтоватая глинистая земля поскрипывала, отваливалась, лоснясь, тугими комьями. Ион упрямо сжимал рукоятки плуга, глубоко вдавливая лемех в грудь земли, шляпа у него съехала на затылок, лоб взмок от пота и лихорадочного возбуждения. Он мягко и настойчиво погонял коров, и они тянули изо всех сил, выгибая хребты.
Когда он проложил новую межу и перепахал несколько борозд на участке Симиона, стерев старую границу, он глубоко и облегченно вздохнул. Теперь нечего бояться. Сердце его трепетало от радости, что у него прибыло земли. Три-четыре борозды не ахти сколько, Симион даже и не заметит.
В завтрак он пустил скотину на соседние поля, а сам сел закусить; ему было привольно и радостно, и все мысли обращались только к этим новым бороздам... Когда он уже доедал, увидел Симиона Лунгу, который тоже пришел вспахивать свою делянку. Ион вздрогнул.
«Заметит», — сказал он себе с тревожной усмешкой.
Действительно, Симион увидел, что его полоска стала поуже, и начал ругаться, не глядя в сторону Иона. как будто не приметил его. Ион тоже притворился, что не слышит брани, и стал тщательно собирать ку-сочки хлеба в тряпицу, обчищая их и подолгу раз-глядывая, точно был поглощен глубокими размышлениями. И только когда Симион пошел прямо на него с кнутом в руке, крича и по всячески обзывая его, он быстро завернул остатки еды, сунул их в котомку и поднялся на ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156