На пороге стоял Эдди Рэнд, массажист, растерянно глядя на меня взглядом.
— О'кей, — завопил он. — Кто?
Я немедленно указал на Максвелла.
— Он, — сказал я.
— Это правда, Сэт? — Голос Рэнда зазвучал гораздо спокойнее.
— Что правда? — равнодушно спросил Максвелл, по-прежнему уставившись в потолок.
— Шкафчик с медикаментами, — объяснил Рэнд. — Если Б. А. узнает об этом, не миновать скандала.
— А ты не говори ему, — предложил я. — Не подводи парня. Я был рядом и все видел. Он неимоверно страдал. Посмотри на это, как на исключительный случай.
— А ты всего лишь стоял и наблюдал? — с подозрением спросил Рэнд.
— Он повалил меня и силой заставил проглотить пару. — Я раскинулся на полу, держа руки за головой. — Но я не сержусь на него. Почему ты не хочешь его простить?
— Чтоб больше этого не было, — произнес Рэнд. — Слышали, ребята?
— Ни в коем случае, Эдди, можешь быть уверен, — сказал я, переворачиваясь на бок, спиной к сердитому мужчине в белых брюках. — Надеюсь, за пиво ты тоже не рассердишься?
— Подонки! — взвизгнул Рэнд. — Выпили мое пиво!
Его нога, обутая в туфлю на резиновой подошве, с размаха пнула меня в зад. Дверь захлопнулась.
— Черт, — пробормотал я, потирая пострадавшую ягодицу, — как больно.
— А ты чем занимался вчера? — Голос Максвелла разбудил меня. Я застонал, пытаясь сесть.
— Ничем, Обычный вечер среды.
Вчерашние события исчезли куда-то. Я напрягся, пытаясь вспомнить. Казалось, с тех пор прошли годы.
— Ах да, я словил невероятный кайф. Набрался кактусового сока у Харви и посмотрел на то, что я собой представляю на самом деле. И убедился еще раз, что я полный чудак на букву «м». — Я вздохнул, понимая, что это правда»
— Да, еще, — вспомнил я. Вчерашние события начали понемногу возвращаться. — Совсем забыл. Кроуфорд и Кларидж устроили драку.
— Друг с другом?
— Нет. Со всеми остальными. Кларидж снова разделся догола, на этот раз прямо на сцене в Рок-Сити. Когда дело зашло слишком далеко, я схватил подругу Бодроу и сбежал.
— Узнаю бесстрашного Фила Эллиота, — сказал Максвелл. Прозвище родилось в далеком прошлом, когда на поле в одном из матчей разразилась драка. Все наши повскакивали со скамьи и бросились в бой. В следующий вторник на просмотре фильма воскресной игры камера показала наплывом панораму покинутой скамейки нашей команды, где остались только двое: Б. А., стоящий у боковой линии и размахивающий кулаком, и я, сидевший рядом с телефоном, завернувшись в теплую куртку.
— Интересно, не арестовали их, как ты думаешь? — Я так торопился скрыться с Шарлоттой, что даже не подумал о судьбе своих партнеров по команде.
— Вряд ли, если только они не искалечили кого-нибудь.
— Женщину ударили ногой в голову.
— Тогда жди неприятностей, если, конечно, она не болельщица. Тогда она будет гордиться этим.
Мы дружно рассмеялись. Открылась дверь, и в сауну вошел Арт Хартман, наш трехчетвертной номер два.
— Привет, ребята. — Арт сощурился от обжигающего легкие воздуха. — Сколько же здесь градусов?
— Как дела, Арт? — отозвался Максвелл.
— Устал до смерти, — сказал Хартман, осторожно перешагивая через меня и пожимая протянутую руку Максвелла. — Ребенок плакал всю ночь. А ты как?
— Лучше всех.
Арт Хартман был в команде второй год. Играя в Мэриленде, он зарекомендовал себя лучшим в Национальной любительской футбольной ассоциации. В команде его считали наследником Сэта. По своим физическим данным он заметно превосходил Максвелла. Ему не хватало только опыта, чтобы стать лучшим трехчетвертным в профессиональной лиге.
— Вы слышали о Кларидже? — спросил Хартман, опуская свое почти двухметровое тело на нижний полок.
— Да, — ответил я. — А тебе откуда известно?
— Встретил Джона утром в конторе. Он сказал, что был там. Арт Хартман и Джон Вильсон, свободный полузащитник, жили
в Лейк Хайлдженс, ухоженном пригороде для зажиточных семей, и подрабатывали у одного торговца недвижимостью. Прошлой весной Хартман заработал больше двадцати шести тысяч долларов, продав два земельных участка для промышленного строительства. Во время игрового сезона он заезжал в контору каждое утро перед тренировкой и каждый вечер после ее окончания.
— Никого не арестовали? — спросил Максвелл.
— По-моему, нет. А вот Вильсону не повезло. Его жена провела полночи у нас дома. Она обнаружила у него на трусах губную помаду... Как самочувствие, Сэт? — Хартман перевел взгляд на Максвелла, который улегся на спину, закрыв рукой лицо.
— Я уже сказал тебе, малыш, что лучше всех, — ответил Максвелл, не двигаясь. — Однако в присутствии таких молодых жеребцов, как ты, я начинаю чувствовать тяжесть прожитых лет.
— Количество которых сегодня утром достигло шестидесяти одного, — вмешался я.
— Меня уже давно не будет в команде, босс, а ты все будешь играть, — заметил Хартман, улыбаясь.
— И никогда не забывай этого, малыш, — Максвелл сел и усмехнулся, глядя вниз.
Многие считали, что Хартман мог бы заменить Максвелла уже в начале сезона, и уж точно на будущий год. Я не был в этом уверен. Конечно, отрицать физическое превосходство Хартмана было бессмысленно, но я верил в голову Максвелла. Хартман мог дальше бросить мяч, быстрее бежать и был физически намного сильнее. Высокий, мощный и симпатичный, женатый на девушке, с которой он учился в колледже, он был олицетворением профессионального трехчетвертного. Ему принадлежали кирпичный дом с тремя спальнями, два автомобиля. Хартман входил в Общество христианских атлетов и был прихожанином Методической церкви в Окридже, как и Б.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64