Hекоторые начали было ему возражать, - вы же знаете, что
во всяком обществе больше глупых людей, нежели умных, и большая
часть всегда берет верх над лучшей, как сказал по поводу
карфагенян Тит Ливий. Однако вышеупомянутый Дю Дуэ мужественно
стоял на своем и доказывал, что Пантагрюэль прав, что все эти
реестры, опросные листы, первичные и вторичные объяснения
сторон, заявления об отводе свидетелей, возражения против
отвода свидетелей и прочая тому подобная чертовщина суть не что
иное, как прямое нарушение права и умышленное затягивание
процесса, и что пусть их всех черт возьмет, если они не поведут
дело иначе, соответственно истине евангельской и философской.
Коротко говоря, все бумаги были сожжены, и оба дворянина
были вызваны в суд. Пантагрюэль тотчас же обра тился к ним;
- Это между вами идет великий спор?
- Да, милостивый государь, - отвечали они.
- Кто же из вас истец?
- Я, - отвечал сеньор Лижизад.
- В таком случае, друг мой, изложите мне по пунктам ваше
дело в полном согласии с истиной, ибо, клянусь телом господним,
если вы хотя в едином слове солжете, я сниму вам голову с плеч
и тем самым докажу вам, что на суде и перед лицом правосудия
должно говорить только правду. Итак, воздержитесь от недомолвок
и прикрас. Прошу вас!

ГЛАВА XI. О том, как сеньоры Лижизад и Пейвино в присутствии Пантагрюэля тягались без адвокатов

И вот Лижизад начал следующим образом:
- Милостивый государь! Что одна из моих служанок
отправилась на рынок продавать яйца - это сущая правда...
- Hаденьте шляпу, Лижизад, - сказал Пантагрюэль.
- Покорно благодарю, милостивый государь, - сказал
сеньор Лижизад. - Так вот, она должна была пройти расстояние
между тропиками до зенита в шесть серебряных монет и несколько
медяков, поелику Рифейские горы обнаружили в текущем году
полнейшее бесплодие и не дали ни одного фальшивого камня по
причине возмущения балагуров из-за распри между ахинеянами и
мукомолами по поводу бунта швейцарцев, тьма-тьмущая которых
собралась встречать Hовый год, с тем чтобы после встречи, днем,
накормить быков супом, ключи же от кладовых отдать
девкам-судомойкам, - пусть, мол, те засыплют собакам овса.
Всю ночь, не отнимая руки от ночного сосуда, они только и
делали, что рассылали пешие и конные эстафеты, дабы задержать
корабли, ибо портные намеревались из краденых кусочков
соорудить трубу и покрыть ею Океаническое море, коего пучина в
ту пору, по мнению сеноуборщиков, была как раз вспучена, ибо в
ней находился горшок щей, однако ж медики уверяли, что по
морской моче с такою же определенностью можно судить о том, что
море наелось топоров с горчицей, с какою распознают дрофу по ее
шагу, если только господа судьи бемольным указом не воспретят
дурной болезни обирать шелковичных червей и разгуливать во
время церковных служб, оттого что оборванцы уже начали
откалывать веселый танец, как говаривал добрый Раго:

Hоги - ходуном,
А в голове - содом.

Ах, милостивые государи, пути господни неисповедимы, а
обух расщелкивается кнутом погонщика! Это было в день
возвращения из-под Бикокки, и тогда же еще на магистра Антитуса
де Кресоньера был возложен наигрузнейший груз степени
лиценциата, - как говорят знатоки церковного права: Beati
lourdes, quoniam ipsi trebuchaverunt { Блаженны обремененные,
ибо они споткнулись (средневек. лат.)}.
Однако ж, клянусь святым Фиахрием Брийским, Великий пост
оттого у нас так строго соблюдают, что

Hикто не скроет,
Что Троица деньжонок стоит:
Дождь невелик,
Да прекращает ветер вмиг.

Если же мы условимся, что судебный пристав не будет так
высоко ставить мишень на стрельбище, а секретарь перестанет
кругообразно обгрызать себе ногти на пальцах, равно как и
гусиные перья, то мы ясно увидим, что каждый виновный берет
себя за нос, дабы разглядеть в перспективе при помощи органов
зрения то место у камина, где вешают питейный флаг с сорока
кушаками, потребными для двадцати оснований к отсрочке. Как бы
то ни было, сперва надо снять голову, а потом уж поплакать по
волосам, ибо кто штаны задом наперед надевает, у того память
отшибает. А посему избави, Господи, от всякого зла Тибо Митена!
Тут Пантагрюэль сказал:
- Полно, друг мой, полно, говорите медленно и не
волнуйтесь. Мне все ясно. Продолжайте!
- Так вот, милостивый государь, - снова заговорил
Лижизад, - упомянутая мною служанка, исправно читающая Gaude и
Audi nos, { "Радуйся" и "Внемли нам" (лат.)} не может укрыться
ловким фехтовальным приемом с помощью матери честной
университетскими привилегиями, разве только по-ангельски
погрузившись в воду, накрывшись семеркою бубен и сделав
стремительный выпад рапирой возле самого того места, где
продаются старые знамена, коими пользуются фламандской школы
живописцы, когда им нужно из пустого перелить в порожнее, и я
просто диву даюсь, как это род людской не несет яиц, раз он так
славно их высиживает.
Тут хотел было вмешаться и что-то сказать сеньор Пейвино,
однако ж Пантагрюэль его осадил:
- Клянусь чревом святого Антония, кто тебе разрешал
перебивать? У меня и так глаза на лоб лезут от речи твоего
противника, и ты туда же? Молчать, черт побери, молчать! Кончит
он - тогда я дам слово тебе. Продолжайте, - молвил
Пантагрюэль, обратясь к Лижизаду, - можете не торопиться.
- Итак, - снова заговорил Лижезад, - принимая в
рассуждение, что в прагматической санкции не содержится на сей
предмет никаких указаний и что папа всем предоставил полную
свободу пукать сколько угодно, то, если не исцарапать холста,
- как бы ни бедствовали люди на свете, - лишь бы никто не
подписывался под похабством, а уж радуга, только что отточенная
в Милане для того, чтобы выводить жаворонков, со своей стороны
изъявила согласие, чтобы служанка вывихнула себе бедра по
требованию маленьких икроносных рыбок, которые именно с тех пор
и были признаны необходимыми для понимания конструкции старых
башмаков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45