- Милостивый государь! Меня привело сюда бескорыстное
желание поучиться и познать то, в чем я всю жизнь сомневался,
ибо до сих пор ни одна книга и ни один человек не смогли
разрешить мои сомнения. Заводить же из-за чего-либо перебранку
я не намерен, - это ниже моего достоинства, - пусть этим
занимаются канальи софисты, сорбонняи, сорбоннолухи,
сорбоннщики, сорбонники, сорбоннилы, сорбоннавцы, сорннобники,
бросонники, росбонники, ищущие на диспутах не истины, но
противоречий и разногласий.
- Итак, - продолжал Панург, - я, скромный ученик моего
наставника, господина Пантагрюэля, попытаюсь ублаготворить тебя
и удовлетворить всем и во всем, а потому нам незачем беспокоить
его самого. Пусть лучше он возьмет на себя обязанности
председателя, рассудит нас и окончательно рассеет твои
сомнения, если ты найдешь, что я не удовлетворил твоей
любознательности.
- Отлично придумано, - заметил Таумаст. - Hачинай же!
Hадобно вам знать, что у Панурга на конце длинного
гульфика красовалась кисточка из красных, белых, зеленых и
синих шелковых нитей, а в самый гульфик он положил большущий
апельсин.

ГЛАВА XIX. О том, как Панург положил на обе лопатки англичанина, диспутировавшего знаками

Тут собравшиеся приготовились внимательно слушать,
англичанин же высоко поднял сперва одну руку, потом другую,
сложил кончики пальцев в виде куриной ж..ки, как выражаются в
Шиноне, и четыре раза подряд провел ногтями то по одной руке,
то по другой, затем разжал пальцы и ладонью одной руки
оглушительно хлопнул по другой. Потом опять соединил руки,
потом дважды хлопнул в ладоши и четыре раза сжал и разжал
пальцы; затем опять сложил руки и, словно взывая к Богу, воздел
их.
Вдруг Панург поднял правую руку, засунул большой ее палец
в правую же ноздрю, а остальные четыре пальца сжал и вытянул на
уровне кончика носа, левый глаз совершенно закрыл, а правый
прищурил, низко опустив и бровь и веко; затем высоко поднял
левую руку, плотно сжал и вытянул четыре пальца, а большой
палец поднял, после чего левая его рука приняла такое же точно
положение, как и правая, отделяло же их одну от другой
расстояние в полтора локтя. Потом он опустил обе руки, а затем
поднял до уровня плеч и как бы нацелился в нос англичанину.
- Hо если Меркурий... - начал было англичанин.
Однако ж Панург перебил его:
- Маска, вы заговорили!
Тогда англичанин сделал вот какой знак: он высоко поднял
раскрытую левую руку, сжал в кулак четыре пальца, а большой
палец вытянул и приставил к кончику носа. Потом быстрым
движением поднял раскрытую правую руку и, не сжимая, опустил,
приставил большой палец к мизинцу левой, а другими четырьмя
пальцами левой руки начал медленно двигать, потом наоборот:
правой сделал то, что раньше проделывал левой, а левой - то,
что раньше проделывал правой.
Панург не растерялся: левой рукой он приподнял свой
преогромный гульфик, а правой вынул оттуда кусок бычьего ребра
и две одинаковой формы палочки, одну - черного дерева, другую
- красного бразильского дерева, симметрично расположил их
между пальцами и, ударяя одну о другую, стал издавать звук,
напоминающий погремушки бретонских прокаженных, более, однако
же, сильный и приятный для слуха, и при этом он еще, не спуская
глаз с англичанина, весело прищелкивал языком.
По мнению богословов, лекарей и хирургов, этот знак
указывал, что англичанин болен проказой.
По мнению же советников, законоведов и знатоков
канонического права, этим он хотел сказать, что и прокаженный
может быть по-своему счастлив, как то некогда открыл нам
Господь.
Англичанин этим не смутился: он поднял обе руки, три
главных пальца сжал, затем пропустил большие пальцы между
указательными и средними, мизинцы же вытянул во всю длину и
поднес к лицу Панурга, а потом соединил руки так, что большой
палец правой касался большого пальца левой, а мизинец левой -
мизинца правой.
Панург, не долго думая, поднял руки и сделал вот какой
знак: он приставил ноготь указательного пальца левой руки к
ногтю большого пальца той же руки, так что внутри образовалось
как бы колечко, а все пальцы правой, за исключением
указательного, сжал в кулак, указательный же он то совал в это
колечко, то вынимал. Потом вытянул указательный и средний
пальцы левой руки, раздвинул их сколько мог и протянул
Таумасту. Затем, вытянув левую руку наподобие птичьего крыла
или же рыбьего плавника и приставив большой палец этой руки к
углу левого глаза, стал тихонечко двигать левой рукой то туда,
то сюда; потом то же самое проделал он правой рукой, приставив
палец к углу правого глаза.
Таумаст побледнел, задрожал и сделал вот какой знак:
средним пальцем правой руки ударил по тому месту, откуда растет
большой палец, а затем указательный палец правой руки всунул в
кольцо, которое он по примеру Панурга образовал на левой руке,
но только в верхнюю часть кольца, а не в нижнюю, как это делал
Панург.
Тут Панург хлопнул в ладоши, свистнул в кулак, потом опять
всунул указательный палец правой руки в кольцо левой и
быстро-быстро начал шевелить им. После этого он выставил вперед
подбородок и пристально посмотрел на Таумаста.
Зрители до сих пор ничего не понимали в этих знаках, но
тут они отлично поняли, что Панург обратился к Таумасту с
безмолвным вопросом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45