Говорил, что найдет клад, Ч это в наше-то время! И представьте себе Ч
нашел! Что за человек…» То-то, мамочка!

Папины гены передались и мне. И я мечтала о кладе осенью 1942 года. Но клада я н
е нашла. Я подружилась с мальчиком Валериком Ч Вилли. Кто-то переиначил е
го имя на немецкий манер. Он окликнул меня около разрушенного дома на Рым
арской. Мы оба были стрижены наголо, только у меня Ч чубчик. Он был на два г
ода старше меня, весь в веснушках, и имя Вилли ему подходило так же, как есл
и бы меня назвали Гертрудой.
Ч Слушай, ты, как тебя?
Ч А что?
Ч Хочешь заработать?
Ч Ну?
Ч Нужно постоять на шухере.
Ч А что это?
Ч Держите меня! Не знает! Постоишь, а если кто идет, свистнешь… Ну?
Ч Я пою. Свистеть не умею.
Ч Учись…
Ч Вот жизнь! Только что ведь ничегошеньки не было! И вдруг такое дело! Инт
ересно!
Ч А куда идти?
Ч На базуху.
Ч А что это?
Ч Ха! Базар!
Ч А-а! Только не вечером.
Ч Даешь дрефака! Нет. Утром. Да с нами не бойсь.
Ч А еще кто?
Ч Завтра… Мой братан главный. Его Мордой зовут. А вообще-то, он Толик…

БАЗАР

Из деревни на базар привезли дыни Ч желтые, пахнущие так, что одуреешь.
Мне нужно было отвлечь на себя внимание двух теток. А за спиной у них потих
оньку будут уплывать дыни. Народу много. Тут свистеть надо не переставая.
Почему именно у этих теток? Дыни ведь есть не только у них?
Позже я узнала все тонкости. Ребята изучили базар как свои пять пальцев. О
ни знали всех. И их знали все. Торговки их замечали издали и были на стреме.
А эти тетки Ч из деревни, «перваки». Вот таких и подлавливали.
Было так жарко, что от голода и жары в животе все слиплось, а голова шла кру
гом. Тетки в белых платках, разморенные и раскрасневшиеся, отсели в тень и
стали есть… черный хлеб с салом!
С чего начать? Что делать? Главный Ч Морда Ч делает знаки: придумай, разв
ерни их в другую сторону. Какие дыни, когда здесь хлеб с салом! Петь не петь
… говорить? А что говорить? Смотрю на теток проникновенно и жалостливо. Ко
нчилось тем, что я их развернула, как хотела. Я им рассказала, что я круглая
сирота. Папа на фронте, жив ли он Ч неизвестно. Мама недавно умерла с голо
ду. И сама я в это абсолютно верила. Слезы лились у меня по лицу. Сказала, что
вот уже два дня ничего не ела. «О-ой такэ малэ, такэ худэ дытя… Бисова вийна
… воно вже сырота». Отрезали мне кусок хлеба, кусок сала. Я их вежливо побл
агодарила и быстро пошла на ходу давясь, чтобы новые друзья не отобрали.

Штабом были развалины бывшего крытого рынка. Здесь собрались все: Морда,
Вилли, Сенчик (Сеня) Ч других не запомнила Ч и я. Меня поздравили с «боевы
м крещением», сказали, что я молодец. У нас было девять дынь. По одной на бра
та и три на продажу! Сало, дыни, нестерпимая жара… Мне было так плохо, что да
же запах дыни стал непереносимым на всю жизнь.

В мае 1979 года наша картина «Сибириада» была на Каннском фестивале. Когда я
вошла к себе в номер отеля «Карлтон», на моем столе стояла изящная белая к
орзина с фруктами. В середине Ч бежевый ананас, а вокруг Ч и розовобокие
персики, и бледно-желтые яблоки, и фиолетовые сливы, и черешни, прозрачные
до косточек, и огромная клубника на золотом бумажном блюдечке. И еще два з
еленых мячика Ч как теннисные, только поплоще и побольше. Я все попробов
ала, а эти мячики были мне незнакомы. Попробовать их я не решилась. На зван
ом обеде Ч смотрю Ч в самом начале подают эти зеленые мячики. Подмывает
спросить, что это, но жду… Сосед слева Ч директор Каннского фестиваля. Ра
ньше он был крупным оперным импресарио. Несколько раз приглашал в Париж
нашу оперную труппу Большого театра. Он нам гордо об этом сообщил. За стол
ом, до обеда, мы с ним вдвоем с успехом исполнили арию Ленского «Я люблю ва
с, Ольга». Так что, когда подали зеленые мячики, у меня с этим холеным и ухож
енным старичком, можно сказать, завязались приятельские отношения. Смот
рю он надрезает верхушку этого плода и ложкой начинает вычерпывать его и
знутри! Ой! Так это же дыня! Самая обыкновенная дыня-карлица. Он с таким удо
вольствием ел свой мячик, с таким аппетитом, что у меня даже был порыв подк
инуть ему еще и свой. Но я взяла себя в руки. Ведь мы, к сожалению, не дома.
«Мадам Гурченко! Почему вы не едите дыню? Это же „манифик“! Такой дорогой д
еликатес!»

А зимой мы стащили целый бак самодельного мороженого. Его продавала тетк
а Поля, грубая, толстая, с красным лицом. От мороза оно иногда было даже син
им.
От места, где стояла с мороженым Поля, уже издалека шел запах ванилина. Она
проворно вкладывала в железную формочку круглую вафельку на дно. Потом
заполняла мороженым и сверху накрывала опять вафелькой. Снизу этой форм
очки Ч железная трубочка, внутри которой «ходил» железный карандашик. О
н-то и выталкивал кругленькое, обложенное вафлями, ароматное мороженое.

Деньги она прятала в сумку, которая висела у нее прямо на груди. Сколько де
нег! Так хотелось купить мороженого и … леденцов. Леденцы, маленькие-мале
нькие Ч по рублю штука. На немецкую марку Ч десять штук. А петушок на пал
очке малинового цвета!
Поля была тетка тертая, знающая все хитрости. Ее не проведешь. Целый день о
на продавала мороженое, брала деньги, отсчитывала сдачу… И все стоя на од
ной ноге. Вторая нога беспрерывно шарила по земле и нащупывала запасной
бак с мороженым. «Вот здоровая баба! Ч цедил сквозь зубы Толик-Морда. Ч И
ноги не мерзнут. Ну, не шелохнется, зараза!» Мы целый день так внимательно
смотрели на ее ноги, что ночью, как закроешь глаза, так и видишь сразу Поли
ны ноги, обутые в бурки и в чуни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33