В одном из одиночных маршрутов – я предпочитал ходить один, без коллектора, к которому надо приноровляться и вовремя приводить на ужин – меня занесло на заброшенную штольню. В геологическом отношении она оказалась интересной, и я стучал молотком часа полтора, пока не обрушилась кровля. В чувство меня привел октябрьский вечерний холод. Открыв глаза, я увидел, что лежу на устье с разбитой головой и размозженным мизинцем правой ноги. Рана на макушке, как и мизинец, оказалась присушенной – окровавленные внутренности перевязочного пакета лежали рядом – и смазанной тетрациклиновой мазью (в маршрутах она всегда была со мной). Решив, что сделал это на "автопилоте", я пошел в лагерь, находившийся всего километрах в восьми...
– Так это ты меня тетрациклином смазал?
– Да. А перед этим хотел добить. А до того, как хотел добить, разобрал завал, за которым ты находился.
– А что в тайге делал?
– Шишковал.
– Понятно. А почему ушел? Я ведь мог и не дойти до лагеря?
– Ты мог не дойти? Шутишь?
– Сотрясение у меня было. Неделю потом рвало, и с памятью пришлось разбираться.
– В розыске я тогда находился. И рисоваться перед твоей партией не было мне никакого резону.
– А что натворил?
– Да так... Шмелиное гнездо разорил, меня и покусали.
В Кавалерово, на нашу базу, заходил милиционер и равнодушно говорил, что на севере района скрывается опасный преступник.
Подумав, я оживился.
– Знаешь, что из этих тринадцати лет получается?
– Что?
– Из этого получается, что мы когерентны. То есть мы с тобой суть два волновых процесса с периодом колебания в тринадцать лет... И все люди – есть волны всеобщего поля.
– Слушай, кончай, а?
– Почему кончай? Да ты не понимаешь, мы же с тобой связаны когерентным принципом! И это здорово! Вот раньше меня удивляло, почему на "Степного волка" Германа Гессе, я натыкаюсь каждые пять с половиной лет, а теперь...
– Еще три слова, и я верну тебя в больницу. Христос должен быть прост и понятен, как волна.
Я вынул из рюкзака пуховой спальный мешок и протянул ему. Он, отказываясь, покачал головой и сказал, что удовлетворится шерстяным одеялом и подстилкой. Не став спорить, я хлебнул из фляжки и лег спать.

36

Разбудил меня громкий смех. Разлепив глаза, увидел, что смеется девушка лет восемнадцати. Она сидела рядом с Пашей и смеялась заразительным природным смехом. Под глазом у нее набирал красу синяк, губы справа припухли и кровенились. Сообразив, что она смеется, чтобы разбудить меня, я вылез из мешка и подошел к кострищу. Несмотря на травматические украшения, лицо у гостьи было милым и характерным.
– Вас, конечно, зовут Магдалина? – спросил я, оценивая прилично ли расстояние между ней и Павлом.
Глаза ее застыли на мгновенье. С некоторым трудом оживив их, гостья сказала:
– Меня зовут Настей. Но клиентам я называюсь Магдой...
– Она на дороге работает, – прямо глядя, сказал Павел. – Ночью один дальнобойщик ее подобрал и выбросил потом из машины.
– И от этого ты такая веселая?.. – я испытывал удовольствие, глядя на собеседницу, ничуть не огорченную ночным своим несчастьем. Мне казалось, она чем-то внутренним освещает все вокруг, а то, что исходит от меня, преобразуется в ней в нечто большее, как в линзе. Преобразуется и складывается с ее светом в единое доброе излучение.
Вдобавок, кожа у девушки была белой и шелковистой. Вряд ли дальнобойщик мог ее оценить.
– Не грузи, начальник, – отреагировал Грачев на мою реплику.
– А ты и в самом деле Христос? – спросила она. Лицо ее попеременно выражало кокетство, надежду, страх, радость. Глаза удивляли чистотой.
– Да, – ответил я просто. – И я знаю, что ты хочешь.
– Что?
– Мужа невредного на всю жизнь, и чтобы умереть с ним в один день.
– В общем-то, да...
– А знаешь, почему ты сказала "В общем-то, да"?
– Почему?
– Да потому что в настоящий момент ты больше всего хочешь другое.
– Да, хочу... – согласилась, чуточку покраснев.
Природные девушки всегда как на ладони.
– Но это другое можно купить в магазине, а я не торговец. Я – Христос, и распространением Кока-колы не занимаюсь.
Магда чуточку огорчилась. Ей хотелось баночку Кока-колы. Хотелось подержать ее в руке, ощущая крепкими пальчиками упругий металл, подержать, колебля то так, то этак содержимое и добавляя по желанию пустоты.

* * *

Когда держишь что-то в руках, то чувствуешь себя увереннее.
Это обычный хватательный рефлекс приматов.
Люди сжимают в руке баночки, телефоны, поводки, близких. И чувствуют себя увереннее.

* * *

– Ну ладно, давайте мужа... – сморщила носик.
– Да ты не расстраивайся. Я найду хорошего, он подарит тебе эти несчастные штаны.
Ей хотелось иметь самые дорогие джинсы. Она была уверена: если бы у нее были джинсы за тысячу баксов, ее увидело бы больше народа. И все бы сказали: "Ничего девочка!"
– В самом деле, хорошего?!
– Определенно.
– Тогда пойдемте прямо сейчас?
– Можно и сейчас... – посмотрел я на синяк и припухшие губы невесты.
– Что, с ними муж будет хуже? – испуганно прикрыла ладошкой повреждения.
– Наоборот, лучше. Без них тебя любой возьмет...
– Он еще тебе не все сказал, – встрял Павел.
– Чего не сказал? – испуганно посмотрела.
– Что ты очень красивая, но одной разновидности красоты тебе определенно не хватает.
– Какой еще разновидности?
– Самоуважения.
– Да, Настенька, ты – богиня, – покивал я. А ошиваешься черт те с кем.
– Богов просто в нашем районе нет. А жить по-божески хочется...
– Ладно, хватит молю катать, пошли, – Павел решительно встал и направился на станцию.
Через четыре часа муж Насти нашелся в пригороде города Чехова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81