— Надо бы жен с Новым годом поздравить! — подумал вслух Митрохин.
— Ага! Чтобы нас здесь за задницу взяли!
— А мы их по восточному календарю поздравим!
Мыкин хмыкнул шутке подельщика и, откинувшись на копну сухого ковыля, закрыл глаза.
Задремал и Митрохин, и снилась ему дочка Елизавета с нежной кожей на лбу, безо всяких прыщиков…
— Пора! — по-женски крикнул Батый. — Я — воин!
Заспанная старуха закивала.
Азиат не торопясь натянул на себя средневековые доспехи, закинул за плечо лук и подвесил на пояс колчан со стрелами.
Он вспомнил о кинжале дамасской стали, привязанном под мышкой, и подумал о том, что хорошо бы им вспороть старухе брюхо, но что-то остановило Батыя, он просто отвязал лезвие и выкинул прочь, как чужеродное оружие.
— Где конь? — окликнул он бабку.
Бабка показала своим сухим пальцем на вторую юрту.
Батый отправился туда и вывел из юрты коротконогого коня с сильной шеей и тупой мордой, который то и дело оттопыривал губы и показывал огромные желтые зубы.
Батый оседлал скакуна и забрался на него. Ноги почти доставали до земли.
— Дай копье! — приказал он старухе.
Та покорно подтащила древко с металлическим наконечником и вложила его в правую руку азиата. Старуха прошептала какие-то слова, а потом сказала отчетливо:
— Поезжай, воин Батый!
— Тьпо! — дал шенкеля азиат, и конь тронулся, перебирая короткими ногами и клюя головой при каждом шаге.
Через пятнадцать минут всадник достиг контрольно-пограничной полосы, остановился, понюхал воздух, взял копье наизготовку и опять коротко произнес: «Тьпо!»
Конь вступил на вспаханную землю и нарушил границу суверенной России…
Мыкин проснулся от укуса какого-то насекомого и судорожно зачесал шею. На секунду он открыл глаза и, коротко взглянув на контрольную полосу, увидел на ней странное. Он растолкал друга, и оба они уставились на диковинную лошадь и не менее диковинного всадника на ней с копьем наперевес.
Друзья поднялись с насиженных мест и подошли ближе. Всадник их заметил, но не развернул коня, а продолжал приближаться.
— Какая у него идиотская шапка! — почему-то сказал Митрохин. — Хвостатая!
— Эй ты! — крикнул Мыкин. — Ты переходишь границу России. Этого нельзя делать!
Вместо того чтобы остановить коня, всадник, наоборот, пришпорил животное и вознес копье над плечом.
— Придурок какой-то!
— Ты! — крикнул Митрохин. — Башка, что ли, не работает? Кому сказали, вали обратно!
Всадник приближался.
— Вот дебил монгольский! Нажрался кумыса, теперь мы расхлебывай!..
Он не успел договорить. Батый сделал резкое движение рукой, и копье полетело…
— Ишь ты! — успел проговорить Мыкин.
Тяжелое острие попало в плечо Митрохина, дробя ему кость.
Он повалился в ковыль и завыл от боли.
— Ты чего! — заорал Мыкин.
Он совсем не видел, как всадник натянул тетиву лука и выпустил стрелу. Тем более он не видел, как она летела, лишь слышал вибрирующий звук.
Медный наконечник клюнул в правую часть тела, пробив легкое. Мыкин пустил ртом кровь.
— Ах ты сука! — превозмогая боль, проговорил Митрохин и вытащил из кармана «ТТ», выкранный у милиционера Синичкина. — За Родину! За Россию!
Он выстрелил, но пуля пошла куда-то в сторону, слишком далеко было до врага.
Пуская ртом кровавые пузыри, Мыкин тоже выудил из штанин трофейный пистолет, доставшийся от Васи Огрызова, тоже было попытался крикнуть: «За Родину, за Россию!», но лишь хрюкнул кровью.
Зато его выстрел был точным. Пуля попала Батыю прямо в лоб над переносицей, проделывая в черепе аккуратную дырку.
Азиат удивился внезапной боли, проговорил: «Я — Батый! Я — воин!» — и повалился с коня на землю. Он еще несколько секунд жил и ни о чем не думал. Его последний сон был очень короток…
Как и было напророчено, война продлилась всего три минуты и о том так и не узнал бывший и.о. начальника военного госпиталя…
Погранзастава была поднята по тревоге.
Раненых эвакуировали в госпиталь, а вечером к ним в палату явилось все начальство заставы. Офицеры принесли цветы и много алкоголя. Также была зачитана грамота от Главкома, его благодарность за хорошую службу и устные заверения начальника заставы о присвоении друзьям боевых наград.
Друзья были тронуты и напились, как полагается.
Уже уходя, подполковник склонился к уху Мыкина и поинтересовался:
— Откуда у вас пистолет Васи Огрызова?..
А глубокой ночью в палату к раненым тихонечко вошла миловидная медсестра и сделала по какой-то инъекции в капельницу каждого. Друзья скончались самой приятной смертью — в предновогоднюю ночь, во сне.
Утром медсестра Огрызова сдала смену и ушла по своим делам. В кармане ее халата покоилась так и не расплавившаяся пряжка форменного ремня, принадлежавшая отцу и найденная ею в углу возле печи.

13. КРЫМ
Володя Синичкин был крайне удручен. Сегодня, 27 декабря, в отделении ему сообщили о неожиданной смерти лейтенанта Карапетяна. Оказалось, что ему пришили чужой язык, который был отвергнут организмом, случилась гангрена, и сослуживец скончался в муках.
Далее произошла вещь и вовсе выходящая за пределы сознания Володи. Его вызвал к себе начальник отделения майор Погосян и попросил покрепче закрыть дверь. Отгородившись от остального мира, командир сообщил подчиненному, что уже давно болен неизлечимой формой рака желудка и что ему скоро Туда.
Синичкин хотел было запротестовать, но Погосян раздраженно цыкнул.
— Не перебивать! — приказал он.
В общем, смысл разговора начальника с подчиненным состоял в том, что майор не прочь передать хозяйство в руки Синичкина, о чем и подал рапорт вышестоящему начальству.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110