— Тяни!
Она потянула с удвоенной силой, брюки пошли, и физиономия Синичкина искривилась от боли.
— Ах! — вскрикнула Анна Карловна, разглядывая обнаженные ноги мужа, его натертые до вишневого цвета ляжки. — Ах!!!
— Что такое? — поинтересовался капитан с некоторым волнением.
— Как распухли, Вова!.. — не могла оторвать своего взгляда от вздувшихся ляжек жена.
Синичкин устремил свой взор на ноги и обмер. Ему показалось, что ляжки по сравнению с утром раздуло вдвое, что они стали уж совсем похожи на свиные окорока, обваренные перед продажей кипятком, дабы лучше выглядели.
— Нужно врача! — убежденно проговорила Анна Карловна и подалась к телефонному аппарату, висящему на стене корейской трубочкой.
— Не надо! — отрезал Синичкин. — Звони в отделение и скажи Погосяну, что крепко заболел!
Он поворотил свое тело на бок и простонал:
— У-у-у, гады! Подсовывают мне всякую армянскую жратву, а у нас, русских, организмы непривычные, вот и распирает ляжки!..
— Занято, — сообщила жена.
Пока она нажимала на кнопочку повтора, участковый Владимир Синичкин расслабился на диване и отключился от реальной жизни, направив свою фантазию в другой мир, мир, в котором он, например, известный композитор и дирижирует большим симфоническим оркестром.
Как-то он с Анной Карловной был в филармонии по распределенным в отделении билетам и видел дирижера, красивого молодого человека худощавого телосложения, взмахивающего длинной палочкой. По чести сказать, музыка не затронула сердца участкового, в ней по его мнению было много формализма, но обстановка вокруг концерта импонировала, а особенно запомнились аплодисменты, двадцать минут не дававшие ему с женой протиснуться к выходу…
Затем Синичкин вспомнил, что продолжительность концерта составила два часа с лишним и что он со своими больными ногами не выстоял бы дирижером столь длительно, а сидеть дирижерам не полагается!..
Его предсонные мысли прервала жена, рассказав, что дозвонилась до отделения и сообщила о мужниной болезни Погосяну, который, к ее удивлению, ни капельки не рассердился, а, наоборот, сказал, что ваш муж, то есть капитан Синичкин — молодца, так как нарыл на свалке преступление. И еще просил передать, что кровь на ухе совпадает с кровью на одежде и что дело поручается тому, кто его нарыл. Мол, так по совести будет!..
Попал на полную катушку! — похолодел Синичкин, глядя на улыбающуюся от начальственных похвал жену. — Дура, дура! — чуть не закричал он, понимая, как его жестоко подставили. Ведь ему ни в жизнь не раскрыть преступления! Не для того он рожден, чтобы убийц вылавливать!..
Участковый отвернулся к стене и глухо, чтобы не слышала жена, завыл…
Наутро он не смог встать. У него не получилось даже откинуть одеяло. Ляжки болели так, что он не рисковал шевелиться… Некоторое время он настороженно лежал в постели, слушая, как жена управляется на кухне со скворчащими посудинами, а потом жалобно позвал в ее сторону:
— Аня-я! Анечка!..
Она тотчас примчалась на мужнин призыв и по его просьбе открыла одеяло. То что она увидела, заставило ее громко вскрикнуть, а затем прикрыть пухлые губы ладонью в страхе.
Ляжки мужа всего лишь за ночь распухли вдвое, так что пятки смотрели в разные стороны под углом в сорок пять градусов и не могли сомкнуться ни при каких обстоятельствах. Ткань достаточно свободных трусов Владимира Синичкина не выдержала такого бурного разрастания плоти и, треснув по швам, обнажила интимности капитана, ничтожно малые в сравнении с огромными ногами.
— Что это, Аня? — испуганно вопрошал участковый. — Что это?..
Через полтора часа явился из ведомственной поликлиники врач в погонах старшего лейтенанта и попросил больного показать ноги. Он не скрывал своего удивления при виде таких жирных конечностей на фоне в общем-то нормального тела.
— Эх ты, как разнесло! — радостно констатировал врач. — Водянка, что ли?
Синичкин лежал в кровати и безучастно следил за тем, как доктор аккуратно трогает его ноги, проверяя в тканях наличие воды.
— А ведь не похоже, что водянка! — покачал головой старший лейтенант. — А вы говорите, что водянка!
— Я ничего такого не говорил! — возмутился Синичкин. — Я вообще не имею представления, что за болезнь у меня такая!
— И я не имею! — признался врач, что крайне возмутило Анну Карловну, которая принялась выговаривать молодому доктору, что надо было лучше учиться или уж тогда идти работать в ветеринарную поликлинику и лечить служебных собак от неправильного прикуса.
Врач, конечно же, обиделся и в ответ нажал чрезмерно сильно на левую ногу участкового, отчего тот возопил в потолок, попадая воздушным потоком крика в плафон люстры, которая закачалась, угрожая рухнуть.
— Не нравится, лечитесь сами! — заявил старший лейтенант и собрался удалиться, но Анна Карловна взяла себя в руки и пояснила, что чрезвычайно расстроена таким состоянием здоровья мужа и не владеет своими нервами.
— Понимаю, понимаю! — простил врач и выписал на бланке рецепта двести граммов мази Вишневского, проинструктировав втирать ее дважды в день в больные места.
С тем и отбыл восвояси.
Анна Карловна тут же отправилась в аптеку за мазью, а Владимир Синичкин продолжал лежать на спине и вспоминал, как его угораздило жениться на Анне Карловне.
А все было крайне просто. У Анечки, которой тогда было едва за двадцать, был чудесный приподнятый задик, обтянутый чем-то тонко-эфемерным, притягательные грудки, пахнущие приятным косметическим, и папа — генерал милиции, преподававший в их школе дедукцию.
Они поженились через месяц, а еще через два папа-генерал отбыл в мир иной по грустной причине инфаркта, отобравшего все надежды на скорую карьеру Владимира Синичкина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110