Было прохладно, и я радовался, что надел свитер Мертвого Глаза. Киссиндра села на землю, скрестив ноги и наблюдая за мной, но не мешая мне.
Сев на груду камней на краю плато, я слушал, чувствовал ветер и ждал, когда день возьмет свое и солнечные лучи позолотят каменную арку. Я думал о том, как был построен этот мир, собран из кусочков, осколков и преображен в произведение искусства, в Творение с помощью технологий, которые нам даже и не снились. Казалось, что мир этот создали магические силы. Памятник тупикам и разбитым мечтам. И все же что-то тут не сходилось, раз Памятник ждал, что тысячелетия спустя кто-то прибудет сюда и коснется этой земли. Даже воздух, который я вдыхал, был чудом. Все исследования в один голос утверждали, что для создания атмосферы, пригодной для жизни людей, нужна живая экосистема. Но люди могли дышать здесь, гулять, чувствовать себя как дома, — но жить не могли. И гидраны тоже. Мне стало интересно, знали ли гидраны об этом мире, прилетали ли сюда, изучали? И вдруг я понял, что Памятник был оставлен не только для людей, но и для гидранов. А может быть, только для гидранов — но на этот вопрос никакой музей не ответил бы.
И снова горечь заполнила меня. Я оставался полукровкой, мой Дар потерян — я точно так же, как и этот мир, сделан из кусочков и осколков, но, в отличие от Памятника, я — ничья идея. Никто не творил меня как произведение искусства. И две моих половины были такими одинаковыми — за исключением одной, очень хрупкой детали. В которой и заключалась вся разница между ними. Но это были два разных существа, два народа, по-разному смотрящие на жизнь и друг на друга. Спросив себя, как такое могло случиться и что это за космическая шутка, мишенью которой я стал, я тут же вспомнил, что Страйгер спрашивал меня о том же самом.
Будучи не в силах смотреть так долго в глаза этой загадке, я вынул из кармана губную арфу и стал играть, пытаясь слить ноты в мелодию, которую породил во мне ветер, заставляя вспомнить симб, вспомнить хорошее. И хороших воспоминаний оказалось больше, чем я ожидал.
Потом я вспомнил Элнер — где она сейчас и кто она, от чего она отказалась и чем стала. Если бы у меня был такой же шанс, не знаю, смог бы я им воспользоваться или нет. Гидран во мне, желая снова стать одним целым, завидовал Элнер. Но человеческая часть меня, понимая, что прошлого не вернешь, боялась этого. Мне и так уже становилось тяжело жить с тем, что я знал, тяжело быть всего лишь обычной клеткой — одной из сотен миллионов других в развивающемся супермозге Федерации.
И все же осознание того, что Элнер нашла в себе мужество сделать такой выбор, сделать этот последний шаг, так же изменило мой мир, как и то, что она помогла мне выжить в моей бестолковой жизни. Она повернула-таки меня лицом к людям и к человеческой части меня самого. Я и не представлял, что кому-то удастся заставить меня поверить в то, что, может быть, люди заслуживают уважения.
И создатели Памятника сделали то же самое. Кто они — исчезнувшие из нашего бытия сотни тысяч лет назад? Я сказал Страйгеру, что не верю в Бога. Я и не верил — во всяком случае, в его Бога. А в какого верил — скорее всего, я и сам не знал. Но раса, которая могла создать такой мир, а потом смотать удочки и раствориться в пространстве, — они могли перед своим исчезновением примерить на себя Боговы одежды, изменить генетические коды, посеять семена и оставить их в этой земле, чтобы посмотреть потом, что вырастет. Бытие и Небытие. Эксперимент, космическая шутка… Новое поколение.
Гидраны первыми освоили звезды, но они слишком зависели от своего Дара и растратили его. Когда следом за ними на звезды пришли люди, они легко, как паутину, смахнули эту сеть пси-энергии. Гидраны не достигли стадии трансформации и уже никогда не достигнут. Может, слишком легко все им досталось. Может, они никогда не замечали, каким богатством владеют и как много могут потерять.
Теперь люди построили свою собственную Сеть — бионную, может, не совсем продуманную, но жесткую. И безжалостно пользуются ею, чтобы занять ту же самую эволюционную нишу. Я снова подумал об Элнер — о бытии на краю мыслимого, о всех системах и подсистемах, о человеческих существах, ставших информационными ядрами — душами, как назвала их Элнер, — развивающегося супербытия, имя которому — корпорация. Они творят свое будущее, даже не сознавая этого.
Может, они так и не сделают никогда своего последнего шага, может, для людей это будет непосильным бременем. Может, страх Забвения, гнездящийся в мозге, отдергивает их все время назад, не позволяя стать другими, иными. Или, может быть, они просто мучительно хотят выжить, ибо не могут перекинуть мост через пропасть разделяющую двух людей.
Я посмотрел на свои израненные, в шрамах, руки и снова на рассвет. Что бы ни случилось с человеческой расой, Памятник будет ждать: маяк, указывающий путь в немыслимое будущее. Не просто каменная арка — два столба с перекладиной, но памятник смерти Смерти.
Я услышал чьи-то тихие шаги. Киссиндра.
— Отдаю должное твоим мыслям, — почти прошептала она, неуверенно улыбаясь.
Я улыбнулся в ответ:
— Смотри, не разорись.
Киссиндра съежилась. На ней была надета тонкая, с короткими рукавами рубашка, и я понял, как ей холодно.
— Садись, — сказал я, вдруг почувствовав себя эгоистом. Мне стало стыдно.
Она села на камни рядом со мной, и в ее теле не было никакой тоски, никакого желания, а в душе — никаких опасений.
И я знал это. Это было немного, но все же кое-что.
Я обнял Кисс одной рукой — по-дружески, просто чтобы согреть ее.
И так мы сидели долго-долго, глядя, как занимается день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168